Формула счастья

… Тысячелетиями они живут в атмосфере бесконфликтности, призрачной удовлетворенности и растущей апатии. Существа, по инерции продолжающие свой путь по Галактике, осваивающие все новые и новые планеты, не открывая для себя ничего принципиально нового на них. Пока внезапно не натыкаются на нас…

… Встреча состоялась. Но контакт возможен ли он вообще при столь существенных различиях между нами? Происхождение, физиология, психика, философия, искусство… по крайней мере, до сих пор мы не нашли ни в одной из этих областей ничего общего с ними, никакой точки соприкосновения, на что можно было бы опереться. Мы расходимся даже в способе общения: в то время как обмен словами имеет для них преимущественно дополнительный, вспомогательный характер, для нас именно он является основным…

… мы станем жертвой фанатичного антропоцентризма. А может быть, и юсы вместе с нами, хотя это едва ли может служить утешением…

… мы даже не можем себе представить, насколько они одиноки…

Я закончил чтение записи лишь к вечеру. Джеки уже спал у меня на коленях, а я чувствовал, что уже потерял уверенность. Теперь и мне казалось, что будет предательством, если я собственными руками доверю эту дискету негумано-иду. Потому что, если в научной части исследования Штейн в чем-то и ошибся, то там, где он рассматривал наши отношения с юсами в социальном и этическом аспектах, все было правильным. И ни в малейшей степени он не старался смягчить или завуалировать истину, а она далеко не всегда была выражена в приятных и для юсов, и для нас словах.

Мой доклад также уже казался мне недопустимо прямоли-нейным и жестким, демонстративно нарушающим правила дипломатии. Увы, можно с пафосом восклицать: «Правда и только правда!», но как обидно узнать, что она расходится с твоими самыми сокровенными иллюзиями. И как опасно говорить правду, разрушая иллюзии другого. И вообще, почему ты вообразил, что мы и юсы нуждаемся в правде? Может быть, Зунг был гораздо дальновиднее меня, опуская между нами завесу из приятных заблуждений и фальши. Так по крайней мере снижается риск прямого, непосредственного конфликта. Так «иногда и кривое лицо исправляется в кривом зеркале», как говорит шеф.

Я вынул страницы из сканера, положил их вместе с дискетой во внутренний карман куртки и подал команду стереть мою заявку на запись. «НЕВЫПОЛНИМО» — таков был полученный ответ. Проверил объем запрещения и точное время его введения. Оно относилось абсолютно ко всем видам вымарывания и ко всем членам состава базы. И совпадало с первым рабочим днем Сервера — семь месяцев назад. Что в данном случае означало для меня не больше, чем уточнение некоторых уже известных фактов. А именно: что Рендел сохранил в своем компьютере файл Штейна только из-за имевшейся в нем заявки на запись его исследований. Поскольку эта заявка является прямым, решающим доказательством вины единственного здесь человека, который имел возможность, несмотря на запрет, стереть ее в Сервере. То есть вины убийцы, имя которого мне, впрочем, также было известно. Еще со вчерашнего дня.

Я разбудил Джеки, и мы вышли из зала вместе со следящим за мной роботом. Интересно, если бы Ларсен знал, что робот юсианский, отдал ли бы он такой приказ? Я подумал немного и сказал себе: «Да, отдал бы».

Я был почти уверен, что его нет в кабинете, но все же пошел туда. К моему изумлению, дверь оказалась незапертой. Я вошел.

В день самых важных из всех испытаний, проводившихся до сих пор людьми на Эйрене, в момент усиленной работы, напряжения и возможного провала начальник базы сидел за своим рабочим столом — сгорбившись, подпирая руками подбородок, растрепанный, может быть, даже дремлющий…

— Почему ты здесь? — удивился я.

— Входите, и вы, — Ларсен слегка улыбнулся собачонке.

— Ну да — мы, трое! — я гневно указал на робота.

— Номер сорок пятый, будешь ждать за дверью, — сказал ему Ларсен, и робот вышел в коридор. Я подошел к столу.

— Ты должен мне кое-что объяснить, Ларсен, — начал я раздраженно. Но вглядевшись внимательно в его лицо, замолчал.