Формула счастья

Что-то происходит с Милой Цапкиной. Во-первых, мне кажется, она все хочет заговорить со мной и не решается. Во-вторых, что-то, должно быть, случилось между ней и Даниилом Седых. Он явно старается избегать ее, а она сделалась смирненькая и ходит за ним виноватая. На курносой физиономии Саши Петряева несвойственное ей выражение растерянности. Значит, и он не понимает происходящего.

Интересно… Володя Цыбин что-то стал лениться. Сегодня мы всем классом слушали его пикировку с немкой. А-Бэ с недоумением (один из лучших учеников — и на вот тебе!) выговаривала ему за неподготовленный урок. Она у нас умненькая: не просто на сознательность бьет, а подводит «жизненную базу». А-Бэ прекрасно знает, что Володя собирается «выбиться в физики». Поэтому мину под него она подводила примерно так:

— Ведь вы же умный человек, Цыбин, вы понимаете, как необходимо в наше время знание языков. Особенно научным работникам, инженерам, да, собственно, всем. Будете ли вы физиком-теоретиком или экспериментатором, вам не обойтись без систематического ознакомления с зарубежными источниками. Иначе вы не сможете быть в курсе дел по своей специальности. Вы меня понимаете, Цыбин?

Володя был безукоризненно вежлив:

— Да, Августа Борисовна, я вас понимаю.

— Так в чем дело?

— Я считаю, Августа Борисовна, что к тому времени, когда я кончу институт, знание иностранных языков будет совсем не обязательным.

— Наоборот, Володя, наоборот! Международные связи ещё больше расширятся.

— Но расширится, Августа Борисовна, и применение кибернетических машин. Все нужные переводы за меня в десять раз быстрее и точнее сделает электронный переводчик.

— Это несерьезно, Цыбин.

— Это, Августа Борисовна, я прочел у одного из виднейших академиков. Я полагал, что он человек вполне серьёзный.

Володя просто издевался над А-Бэ. Хотя в перемену, когда Цапкина напустилась на него, он уверял, что именно так и думает, как говорил.

— Ого, ты ещё можешь все-таки думать без помощи кибернетических устройств? — подковырнул его Даниил.

— Что поделаешь, сэр! Мы живем пока что в настоящем времени, а не в будущем.

— Все равно это чушь, — упрямо сказал Даниил. — Если все люди будут рассуждать, как ты, они через сто лет перестанут быть людьми.

— Мы проверим это не через сто лет, а через десять, — миролюбиво улыбнулся Володя.

— Мы это можем проверить и сейчас, — вмешалась Цапкина. — И вообще Седых говорит, по-моему, правильно.

Лучше бы уж не вмешивалась. Даниил тут же отошел, позвав куда-то своего Сашу-адъютанта. Спорить с Володей один на один Цапкина не решилась.

Была у Венедикта Петровича. Странно, вначале я думала: раз он в нашей квартире — будем видеться все время. Вовсе нет. Почему это я должна совать к нему нос?.. По-прежнему часто тарахтит его пишущая машинка, и по-прежнему он подкладывает под неё мягкую подстилку, чтобы стучала потише.

Сегодня я зашла попросить у него последние номера «Иностранной литературы». Он дал, долго смотрел на меня сквозь свои очки-лупы, потом улыбнулся:

— Что так редко заглядываешь?

Кто не знает дядю Веню — увидит, как он таращит внимательные марсианские глаза, и подумает: «Чудак какой-то пучеглазый». А он, может, и чудак, но очень милый и добрый. Человечный очень.

На столе у него я заметила тетрадь с надписью «Стихозы», с инициалами «Д.С.» Я сразу догадалась: это Даниил Седых. Рука невольно потянулась, я её тут же отдернула, но дядя Веня заметил. Он сделал вид, что разглядывает что-то на столе, потом все же сказал:

— Дать почитать не могу — не мое.

Вот почему он тащил Даниила в наш литкружок! Любопытно, что там сочиняет сей отрок. Скрытный: ни разу не проговорился.

Все так же загадочно смотрела на меня черноглазая женщина с портрета, как будто гипнотизировала… Кажется, очень просто спросить: «Это чей портрет, Венедикт Петрович?» — а у меня язык не поворачивается. Ни за что не буду спрашивать!

А собственно, почему — загадочно? Это мне так кажется. А на деле, наверное, обычный портрет с самой обычной историей…

Уроки сделаны, сейчас засяду читать Стейнбека.