Формула шага

«Можете меня поздравить: заражение произошло. Здесь устраивается циклографический кабинет». И он просит Т. С. Попову срочно выслать по одному экземпляру еще находившихся в рукописи глав «Руководства».

«Возможно, мне придется из-за этого застрять лишний день-два в Париже, но вы понимаете — раз здешние «сотоварищи» хотят работать даже в праздник «Всех святых» (все равно, как бы мы на Пасху), то уж грех мне было бы не пойти им навстречу.

Ношусь с горделивыми мыслями и думаю, что если немцы примут меня так же, как приняли парижане, то, значит, моя поездка не пропадет даром. Тогда наша «экспансия» научная за границу будет обеспечена. И о нас будут хорошо знать».

Да, конечно, волновался Николай Александрович перед докладом. «Завтра мой доклад... что касается предмета, то вы сами понимаете, что меня не только что разбудить среди ночи, но, кажется, вытащить из воды или из землетрясения, и я начну, как ни в чем не бывало, докладывать о циклографии, но я не совсем был спокоен насчет языка...»

Однако же он выкроил время для беготни по институтам и лабораториям, для обучения сестер милосердия «шить шлейки» и кроить обтюраторы, для того, чтобы отправиться в музей Истории техники, подробнее познакомиться с фотоотделом и с международной выставкой коллекции первых аэропланов.

Но вот наступило 31 октября. Предоставим же самому Н. А. Бернштейну подробно рассказать о событиях этого дня.

«Разбудили меня сегодня ранехонько, в половине восьмого. Я не спеша встал (а выспался хорошо и снов никаких не видел) и оделся в свою визитку. Воображаете: черная, обшитая шелковой тесьмой, черный жилет, белая сорочка, стоячий воротник и серые полосатые брюки — как на картинке. Франт франтом.

Приехал в институт, конечно, загодя. Аппаратуру разложил, рисунки подобрал, на доске оглавление доклада написал. Понемногу стала собираться публика. Ну, публика у меня была отличная! Были из знакомых вам Тулуз, Пьерон, Лейи, Ложье, их сотрудники. Всего — человек 60, как на наших больших советах в Институте охраны труда; по преимуществу врачи-невропатологи, физиологи и психодоги. Из молодежи Фессар, Швейцер и т. д...

Старый Тулуз очень мило открыл заседание, сообщив, что такой-то, московский приват-доцент и прочее, делает нам большую любезность сообщением о своих крайне интересных работах, которые он и его сотрудники ведут в Москве; что сей приват-доцент есть сын выдающегося ученого-психиатра и в качестве такового изучал и психиатрию с неврологией, а потому все это в особенности интересно. Тут похлопали немного, ему и мне.

Я начал после «месье и мадам» с извинения за возможные ошибки в чужом для меня языке, а дальше поехал очень уверенно и свободно. Рассказывал больше часу без перерыва.

По существу же я спланировал доклад так:

1. Биомеханический метод: а) принципиально существенное, б) технически существенное.

2. Основные законы движения: а) сложный маятник, б) вынужденные колебания, в) дифференциальные уравнения движения (динамическое уравнение, невромеханическое уравнение).

3. Приложение к клинике: а) изменение тонуса, б) треморы, в) атаксии, г) патологические походки, д) разное (рефлексы, симуляции и т. д.), е) комбинации с электродинамическими методами.

Я боялся, что будет скучно, но публика утверждает обратное.

А результаты такие. Тулуз очень доволен. Зовет приезжать еще, очень занят приложением нашего метода к психопрофилактике и хочет устроить циклокабинет.

Пьерон вообще впервые удостоил прийти на конференцию в этот институт.

Ложье решил обязательно делать биомеханический кабинет и не так, чтобы только снимать, а чтобы обязательно анализировать, и уверен, что получит для этого штатную единицу.

Лейи очень доволен шикарными словами вроде «дифференциальные уравнения» или «моменты», которых он не понимает, и эффектностью кривых.

Ложье и Лейи — два заведующих лабораториями в одном институте, и каждый хочет, чтобы «цикло» было у него и не было у другого».

Молодежь, т. е. Ноэль, Швейцер, стараются вовсю, чтобы из ничего соорудить первую циклоустановку и сделать хоть один снимок. Завтра утром еще пойду им помогать.

Таковы результаты, которые сами за себя говорят».

Это письмо не нуждается ни в каких комментариях. Охватив в одном докладе почти всю биомеханику своего времени, Николай Александрович добился полного триумфа.

Интересно, что во втором письме, посланном из Парижа в тот же день, он приводит высказывание одного из участников доклада — Пьерона: «Он, говорят, сказал: «Эти русские, они вечно изобретают поразительные вещи». И заканчивает это письмо такой знаменательной фразой: «Поехала моя работа, и поначалу хорошо. «Цикло» наше пробивает себе путь в Европу, и реклама для науки Советского Союза получается неплохая».

* * *

В Дортмунде Н. А. Бернштейна также встретили с большим вниманием и почетом. Называли его не иначе как «господин профессор». Если французские ученые ограничились докладами и консультациями, то немецкие требовали большего — непосредственного выполнения нескольких анализов, чтения курса циклографии для сотрудников института и даже небольшой совместной работы.