— Разумеется, — холодно откликнулся Александр Борисович.
— Что ж, очень рад, что мои опасения не подтвердились. Что память Егора не запятнана ничем противозаконным, — фальшивым голосом распинался олигарх. — Так каково же ваше заключение? Я ведь волнуюсь! Все же это мой пилот.
— Калашников — пилот российской команды, — перебил Турецкий.
— Нуда, разумеется, я неверно выразился… — гнусавил олигарх. — Но все же вы не ответили: как погиб Калашников?
— Он погиб… победителем! Таким и останется в памяти людей! — ответил Турецкий.
Что-то ему не понравилось в этих словах. Будто не он произнес их, а кто-то другой. И как бы не к месту и не тому человеку адресованы. И вообще…
Пауза затянулась. Меркулов показывал жестом: закругляйся, Саша.
«Нет, — осадил себя Турецкий, — все я сказал так, как надо, и сказал правильно. Может быть, излишне пафосно, но по существу верно».
И, не вникая уже в слова, доносившиеся из телефонной трубки, резко опустил ее на аппарат.