Формула смерти

Потом мы часто стали встречаться на улице, при входе в метро «Войковская». Он, здороваясь, называл меня, то «отче», то «полковник». (Кто-то рассказал ему, видимо, о моей работе в ЦГ МВД СССР). Несколько раз пытался затащить меня к себе в гости. Однажды вечером ему это удалось. Он сказал, что «роясь в архиве русской общины Монте-Карло, наткнулся на документы о Кирилле Кирилловиче Черносвитове, основоположнике партии кадетов и члене ее ЦК, депутате Думы всех созывов, друге Колчака, расстрелянном ЧК в 1918 году. Эти документы находились в папке Струве Петра Бернгардовича. Петя эти документы ксерокопировал для меня. Кирилл Кириллович был моим дедом, и я о нем писал в газете «Кто есть кто?», где членом редакционной коллегии был Петя. Так, я впервые оказался у Пети в квартире. Когда мы пришли к нему домой, он тут же позвонил жене, Галине Григорьевне и сообщил, что «у нас гости». Галя с Петей жили в разных квартирах, но в одном доме. С этого дня началась наша дружба. Петя часто бывал у меня. Я – у него. Говорили много, о разном. В основном, о будущем России. Петя особенно ненавидел в происходящем в нашей стране «новых русских», которых именовал не иначе, как новые гнусные. Рассказывал, как эти «новые гнусные» скупают целыми этажами его дом и соседние дома (сталинские высотки, построенные пленными немцами). Потом мы не виделись больше года. Когда я его увидел снова, то едва узнал. Это было также в холодный осенний день. Внешность Пети отпугивала, как отпугивает внешность бомжа. Избавлю читателя от подробностей. Он крикнул: «Полковник! Что проходишь, не здороваясь?» Я, узнав его, подошел. Он стоял у еще закрытого пивного киоска. Руки его были синие от холода и сильно дрожали. В правом кулаке была горсть монет. «Добавь! – Сказал Петя, когда я к нему подошел. Немного не хватает на бутылку пива!»

Вечером позвонила мне Галя и попросила придти: «Петя погибает!» Я пришел. Петя был вымыт и причесан. Галя накрыла чайный столик. «Что делать, Женя?» – спросила она. Петя молчал. Потом встал и вышел из комнаты. Я сказал, что нужно срочно госпитализировать Петю. Он вернулся быстро, держа в руках газету, в которой было интервью со мной, под броским заглавием «Найдена формула смерти», и моя фотокарточка с посмертной маской Пушкина. Петя, тыча пальцем в заголовок интервью, угрожающе спросил: «Это – правда?» Я сказал, что «занимаюсь этим давно. Много еще вопросов…» Нависла тяжелая пауза. Потом, почти в один голос, Петя с Галей спросили. Петя: «Я скоро умру?» Галя: «Он скоро умрет?» «Надо лечиться!» – твердо ответил я им обоим, раскрыл портфель и, вынув рецептурные бланки, стал выписывать лекарство, которое рекомендовал принимать Пете, если он не хочет ложиться в больницу. Галя пообещала, что будет обязательно давать ему все, что я рекомендую. Петя, опережая меня, сказал: «Пить я не брошу! Ты сам пишешь: пей, не пей, все равно умрешь, когда срок твой придет!» «Мы едим и пьем не для того, чтобы продлить или укоротить свою жизнь, а чтобы иметь силы делать задуманное!» Это за меня сказала Галя. Петя обрадовался такой неожиданной поддержки и сказал: «Если я брошу пить, я не смогу писать!» Спорить я с ним не стал. Оставив рецепты на столе, начал собираться. Когда мы прощались уже на улице (Петя всегда провожал меня до улицы), он протянул мне свою книгу – «Хроники смутного времени». Дома я прочитал: «Господину Евгению Черносвитову с благодарностью и без последствий». Петя подарил мне все свои книги. Кроме «Сорок сороков». Однажды, будучи у него дома и видя одну из книг «Сорок сороков», я попросил: «Подари мне хоть один том своей знаменитой книги!» «Ты – что! Испуганно ответил Петя. Она такая дорогая! Я даже Никите Михалкову продаю их по цене черного рынка!» «Никите ты можешь продавать, хоть за доллары! А мне – подари!» «Ладно, честное слово, когда-нибудь подарю!»