Формула творения

Пожилому, немного сутулому мужчине с длинными седыми волосами и высоким лбом мыслителя, бредущему в ранний утренний час по одной из женевских улиц всё это было хорошо и давно известно. Его уже не удивляло великолепие обрамлённого горными пиками Женевского озера. Встречая миловидных молодых женщин, старик спокойно отмечал их красоту в уме, но она не будоражила его сердце, как годы и годы назад. И даже огонь научной страсти к физике, всегда полыхавший в его душе, в последнее время начинал тускнеть, сменяясь вереницей воспоминаний о достигнутом.

Старика, недавно отметившего своё 90-летие, звали Огюст Венсан, и многие прославленные члены Парижской академии наук и Лондонского королевского общества гордились своим сотрудничеством с ним, которое имело место в пору активной исследовательской деятельности Венсана.

Вся его жизнь прошла в служении науке. Многочисленные статьи, ряд монографий, громкие выступления на международных конференциях принесли ему мировую известность.

Его знали и в бывшем Советском Союзе, и в современной России. Благодаря глубоким разработкам в области теоретической физики Огюст Венсан уже почти полвека назад стал иностранным членом Советской, а впоследствии Российской академии наук. На одном из симпозиумов, посвящённом проблемам электромагнетизма, судьба свела его с талантливым и тогда ещё молодым советским физиком — Александром Покровом. Их сблизила как взаимная увлечённость наукой, так и свободолюбие во взглядах и оценках, что было особенно необычно для советских коллег Огюста, не привыкших открыто выражать своё мнение. Покров, чем-то напоминавший академика Ландау, был другим и, быстро найдя общий язык со швейцарцем, сообщил ему о своей тайне, которой ему сложно было распорядиться.

Оказалось, что советский физик, анализируя некоторые аспекты квантовой механики, пришёл к исключительно интересным теоретическим и практическим выводам. Его исследования, развивая с одной стороны теорию электромагнетизма, вели к формулировке небывалых по глубине интерпретаций в рамках теоретической физики в целом. Придя к таким революционным выводам, Александр Покров написал статью, где раскрыл сущность своих идей и сделал несколько предположений касательно возможностей практического использования обнаруженных им физических эффектов.

Однако публиковать статью физик Покров не решался. Он не был политическим идеалистом и хорошо понимал, какую угрозу несут подобные открытия для социально несовершенного человеческого общества. Ему казалось, что на тот период, омрачённый холодной войной между СССР и США, будет лучшим не сообщать миру о своей гипотезе, в конечных выводах из которой он не был и сам до конца уверен. Но ему были необходимы совет и независимое компетентное мнение. Взвесив все за и против, Александр Покров рискнул обратиться к своему швейцарскому другу, неоднократно высказывавшему пацифистские мысли, и к тому же жителю нейтрального государства, веками демонстрирующего политику неприсоединения.

Ожидания не обманули советского учёного. В лице Огюста Венсана он нашёл горячего сторонника своих идей и человека, поклявшегося молчать о совершённом открытии и о его авторе.

Вернувшись в Женеву, окрылённый откровениями советского коллеги, швейцарец также подключился к исследованиям в рамках парадигмы, открытой советским физиком. Венсан занялся разработкой математического аппарата, играющего важную роль во всех разделах теоретической физики, в том числе в теории электромагнетизма и в квантовой механике. Дело спорилось, но однажды, отдыхая после рабочего дня на веранде собственного небольшого домика в предместье Женевы, он получил странный звонок. Мужской голос по-французски, и, как послышалось Венсану, с русским акцентом, поинтересовался о текущей работе швейцарского физика. Звонивший незнакомец представился учёным секретарём одного из крупнейших научных институтов северо-запада Советского Союза и намекнул на некоторую осведомлённость в вопросах, недавно обсуждавшихся швейцарцем с Александром Покровом. Поражённый Огюст Венсан смолчал, и после полуминутной натянутой паузы учёный секретарь казённым тоном недвусмысленно посоветовал швейцарцу не разглашать подробности их беседы и добавил, что в своё время позвонит опять.

Прошли годы. Звонка так и не последовало, но физика, ставшего хранителем опасного секрета, не покидала уверенность, что он попал под колпак всемогущей советской тайной полиции — КГБ. Он свернул свои исследования, касающиеся скрытой массы вселенной, и перестал ездить в СССР.