Даша никому не стала бы рассказывать эту дурацкую историю. Но Юре – можно. Юре все можно рассказывать, когда он вот так слушает, чуть прищурив свои глубокие фиолетовые глаза, изгибает тонкие губы в улыбке и немного морщит прямой точеный нос. Какой же он красивый! Не нос, а Юрген. То есть, нос тоже, но вместе с глазами, губами, овалом лица, светло-пепельными кудрями, стройной фигурой, серебристыми погонами на форменной голубой куртке, белой доской этой... И не важно, что доска их общая, а на Даше почти такая же куртка, и погоны ничуть не менее серебристы. Даже медали у нее и Юры одинаковые! И, как ворчит их начальник и куратор Костэн Лэй, он же Костя Липка, обоих наградили за оригинальные способы самоубийства. Но поскольку в отчете это звучит недостаточно пафосно – написали, что за героические подвиги во благо родины. Пусть Юра и Даша не обольщаются, дорогой начальник не позволит им заблуждаться и всегда напомнит лишний раз, что медали эти – знак невероятного везения при феерической глупости. Это ж надо умудриться: один в разбойничье логово без прикрытия лезет, а потом выкапывай его, изображая торопливого кладоискателя; другая язык распускает где ни попадя, хвастается чем попало и перед кем попало, а в итоге дорогое начальство неделю полупрозрачное между жизнью и смертью болтается. А у начальства любимая девушка нервная, да знают ли эти герои доморощенные, сколько литров укропно-валерьяновой настойки влила в себя бедняжка Риша во время бдений у Липкиной кровати? И пусть господа стажеры не краснеют здесь, а головой учатся думать. Потому что думать придется много, особенно в свете той каши, которая заварилась нынче в мировой политике. Надо сказать, не без участия упомянутых стажеров. Вот поэтому им часть этой каши и расхлебывать. Но сперва – учеба. А вы что думали? Сдали экзамены на агентов, и можно ветер в голову пустить? Нет, агенты четырнадцатого корпуса тайной канцелярии – те самые сильфы, у которых ветра в голове быть не должно! И скажите спасибо, что вы не в пятнадцатом или шестнадцатом корпусах. Впрочем, туда таких птенцов не берут. Туда на повышение уходит начальство из четырнадцатого. И Липка сам когда-нибудь уйдет. Лет через пятьдесят. Вот воспитает из Юргена своего преемника и уйдет. А Даша пусть не возмущается тут! У Юрки, в отличие от нее, голова холодная. И язык за зубами прочно сидит. Зато иногда хромает интуиция, поэтому лучше дорогим подчиненным работать в паре. Они все равно муж и жена, должна же быть от этого хоть какая-то польза отечеству? И не надо ловить начальника на слово, вопрос его собственной женитьбы – дело сугубо личное, поскольку Ринтанэ Овь, хвала Небесам, в четырнадцатом корпусе не работает и работать не будет.
Иногда Дарьянэ завидовала Рише. А порой даже думала, что оставила бы с таким трудом полученную работу в канцелярии, завись от этого любовь Юргена. Но, к счастью, к несчастью ли, место Дашиной работы в личной жизни ничего не меняло.
За эти полтора года они сумели стать всего лишь неплохими друзьями. Звались супругами, фамилию и кровать делили на двоих. Примерно раз в месяц Юрген спохватывался и заговаривал о том, чтобы все-таки разъехаться по отдельным спальням, благо, место в доме есть. Ведь Даше неудобно, наверное, когда муж во сне пинается и похрапывет. “А еще всхлипывает, если видит сон, как его хотели закопать живьем”, – всегда мысленно прибавляла Даша, но вслух ни полсловом не признавалась. Ей и впрямь было неудобно. Неудобно, что нельзя однажды припереть Юрку к стенке и уломать хоть разочек на супружеский долг. Или просто на поцелуй для начала. А то смотреть каждую ночь, как он спит, до мельчайшей черточки изучать лицо и не сметь к нему прикоснуться – это уже на манию смахивает! Но Дарьянэ знала: вовсе это не мания, а самая настоящая безответная любовь. К собственному мужу. Об этой драме девушка не рассказывала никому.