Формула всего

– Съел бы я глаза твои, Выдра! Нашел чего бояться! Мысли не жандармы – в тюрьму не посадят!..

– Счастливый ты… – и ни звука больше.

Пробрал холодок. Я тогда впервые, наверно, почувствовал грозное что-то, большую беду, очень большую – раз Антощ сломался. А что? Почему? Вряд ли Указ. Не только он! Ну да разве он скажет?! Я попытался вызнать у Хазы:

– Твой брат что-то скрывает.

– Я не знаю.

– Он очень плох.

Она лишь развела руками – вроде: что я должна, чтобы он был хорош?

Наседать я не стал, но выбрал момент и спросил самого:

– Тебя что-то тревожит?

Он насторожился и ответил:

– Как и всех, морэ. Как и всех.

– Я думаю, ты хочешь мне что-то сказать.

– Ты… отличный цыган!

– И все?

– Тебе этого мало? – он призадумался. – Знаешь чего?

– ?!

– А ничего! – воскликнул Антощ с каким-то злорадством.

И пьет, и пьет. Пойдет так дальше – он в обузу превратится! Разве ему за себя не стыдно? У меня самого внутри не птички поют, а вороны каркают, – но я-то держусь! И Хаза тоже. Мы совсем с нею стали, как заговорщики. Только и ждем, когда Антощ уснет. Не подумайте только! На ночные дела и захода не было. Просто сидим, говорим друг другу. Чай у нас сладкий, баранки вкусные. Все хорошо. А потом ложусь – опять мне горячие ласки мерещатся. Блажь пристала! Соскучился я… Хоть вой, чавалэ. Как волк на луну! А с Хазой сидим – ничего не надо. Небо голубеет! Вот как то было.

Антощ вечерами стал от нас уходить. Куда – не знаю. Почему – не спросишь. Трезвый он здоровый, а с похмелья рушится. Ну так он каждый день с похмелья! Уходит в лес. Сам с собой колдует. Я с Хазой вдвоем. Она вертится рядом, а я и рад. Разговорчики у нас. Утром проснемся, Хаза на речку идет за водой, возвращается, я уже тоже встал и вместо «Здравствуй»:

– Кого несет? Опять, что ли, ты?! Примелькалась уже!

Хаза в тон отвечает:

– Ну ищи другую.

– А ты не дерзи. Мне это не нравится.

– Мало ли кому что не нравится!

– Слушай, – говорю, – а чего у тебя с лицом?

Она испугалась:

– А что с ним случилось?

– Выражение у него какое-то шкодное! Что натворила? А ну признавайся! Оглоблю перешагнула?[101] Или сон видала про нахальную любовь?

– Я и не знаю, что это такое – нахальная любовь. Мне зверушки снятся. Говорящие.

– И что говорят?

– А то, чтобы всяких нахалов поменьше слушала!

– Дивись, Дэвлалэ, моими ушами! Шутить научилась.

– Я всегда умела.

– Неправда. Это я тебя научил.

– А кто ты такой, чтоб меня учить?

– Я? Я самый главный цыган на свете!

– Шутишь, да?

– Клянусь конями!

– Ну и почему же ты самый главный цыган на свете?

– А потому что трава зеленая и небо голубое!

– Ммммм, – задумалась, взгляд мой поймала, а я смотрю и не отворачиваюсь.

– Опять лицо шкодное? – спрашивает Хаза.

– Нет. Загадочное!

Там, где я вырос, я бы не посмел так – скажут: «Пристает». А сейчас – не скажут. Некому сказать.

Едем мы и едем. То день, то ночь. Вечером Хаза и утром Хаза. Мне-то сначала все казалось несерьезным. Я этой девчонке в отцы годился! А потом смотрю – ай-нанэ-нанэ, потянулись между нами невидимые ниточки! Мы на них играли, словно на струнах! Исподволь как-то. Ай, чавалэ! Не было бы Воржи! А ее и не было; Хаза была!

Ночью я прислушивался к ее дыханью. Мысли прыгали, словно вши.

Я однажды сижу, и вдруг на мне чья-то рука волосы шевелит! Я ее отвел:

– Брата чеши. У нас так не принято!

Стали болтать – про них и про нас. Ну салахоры! У них, чавалэ, женщины вовсе гадать не ходят! Они не умеют! Наша – любая! – по ладони, на картах, по Черной Книге, а у них – никто. Я все дивился – как это так? А вот так-то и так-то. Глаза как рыбки! Хороша невеста, только родом не вышла. Костер нас грел, и никто не мешал. Конь стоял тихо. Заснули поздно, так завелось.

Прошло два дня.

Антощ по-прежнему сосал свое пойло. У него весь мир утоп на донышко бутылки. Каждому свой грех. Я это понял. От него все муки. Подчас накатит – хоть землю ешь! Хуже лихорадки. Днем еще ничего, а по ночам… – одолевало! Я ворочался, молился, Воржу представлял, а дурь как была, никуда не девалась.

И Хаза тоже!.. Чистый родничок! Не плюнешь же в него! – я так рассуждал, да ведь невозможно рассуждать все время! Глупая девчонка!

Монетка на шее у нее болталась, со сватовства. Болталась-болталась, и вдруг не болтается! Куда пропала? Я так и спросил, когда Антощ заснул:

– А где монетка?

– Я потеряла.

– Ты мне не ври!

– Ты сам себе врешь!

– Это почему? – я в глаза ее глянул, а там – огонь! Все мозги сгорели.

– Пойдем на реку, – говорю ей мрачно. Если увяз, так тому и быть!

– А что я там забыла?

– Тебе понравится.

И пошел. А она за мной. Голова кружилась. Себя не помню.

Вдруг зашипело. Я отскочил, а гадюка – шнырь – из-под ног в траву. Мать ее копытом! Чуть не наступил! Мне повезло.

– Тяпнула, нет?

Я смотрю на Хазу… Да разве можно! Змея на дороге! Куда яснее? Одна ночь будет сладкой, а потом кувыркнется в судьбе чего-то – не удивляйся!

Дэвлалэ-Дэвла! Спасибо, что ты про меня всегда помнишь и мне не даешь о тебе забыть!

– Пойдем-ка назад.