Единственное, что повергало его в тоску, – мысль о том, что она не явится. Что она просто-напросто того; что он, Александр Аркадьич, тоже того, переутомился на работе, психологши на него нет; что всего этого не было, что сон, в котором он впервые за черт знает сколько ощутил себя настоящим собой, а не чужим отражением, повторяющим все его жесты и гримасы, – что это был просто сон.
Ради этого-то сна он и пришел сюда после работы, отпустив таксиста. На бульваре Александр Аркадьич боялся еще сильней, чем вчера (а он и вчера боялся, понять бы только чего). Подходя к перекрестку, он замедлил шаг, чтобы не удивиться и не огорчиться пустоте, которая могла быть за поворотом…
Но сумасшедшая уже ждала его.
– Вот и славно, – кивнула она. – Пойдем.
«Куда?» – хотел спросить Александр Аркадьич – и не спросил: всё равно пойдет ведь.
И пошел. Темная фигура, плывущая с достоинством – сзади и не скажешь, что старуха, – тонула в сумраке боковой улицы, где не было ни фонарей, ни витрин. Почему темень? Авария, что ли? – думал Александр Аркадьич, стараясь не упустить свою знакомую, которая в любой момент могла слиться с любой тенью. Такое у него, во всяком случае, было ощущение.
– Сюда, – она показала на ступени, ведущие вниз, в какой-то подвал. «К неверщикам ведет, к гопам бескарточным», – подумал бы вчерашний Александр Аркадьич, но сегодняшний не думал ни этого, ни другого, а просто следил за темной фигурой, стараясь не упустить ее. Подвал был старый, ступеньки раскрошились, и он чуть не слетел вниз, в темноту. Когда уже было совсем ничего не видать, старуха щелкнула допотопным выключателем. На потолке высветилась лампочка, такая тусклая, что даже моргать не хотелось.
Они действительно влезли в какой-то подвал. На грязных кирпичных стенах не было ничего, кроме труб и проводов, а на одной из них откуда-то затесалось зеркало. Прямо перед ним и стоял Александр Аркадьич – на бугристом асфальте, который был тут вместо пола. Еще покоцаю лаковые туфли, думал он. Подложить бы что, дощечку или, там, ящик…
– И? – он недоуменно обернулся на старуху. Зазеркальный мальчик тоже обернулся.
…Мальчик?
Из зеркала на него снова глядел тот самый мальчишка с русыми вихрами (неопределенно-колосистыми, вспомнилось откуда-то… откуда?) Одетый в свитер и джинсы, какие носили лет тридцать назад. «Теперь в зеркале всё правильно, – мелькнула сумасшедшая мысль, – вот таким я и должен быть». Я?..
– Входи, – кивнула старуха.
Входить? Куда?
Он растерянно смотрел на старуху. Та снова кивнула – на зеркало:
– Торопись. Этот ход в любой момент могут обнаружить, и тогда…
Она хочет, чтобы я вошел в зеркало, думал Александр Аркадьич глупые мысли. Почему она хочет такое? И почему я не хочу? Или не не хочу, а просто? Потому что в зеркало не входят? Или не поэтому?..
– Торопись! – повысила голос старуха. – Торопись, рыцарь Александр!
Я и так всю жизнь тороплюсь, думал он, подходя к зеркалу. Мальчик, само собой, тоже подошел с той стороны. Это глюки, или он улыбается мне?
Так, ладно. Хуже не будет, решил Александр Аркадьич и, зажмурившись, шагнул в стекло.
Стекла не было, и он чуть не упал. Просто оступился на этом бугристом, как тёрка, асфальте.
«Давай, давай, открывай глаза», – шептал кто-то Сане, и он, немного поколебавшись, открыл. Перед ним темнел тот же подвал. Только выход вроде был слева, а теперь справа. И Сударыня тоже была справа… (Сударыня? Почему Сударыня?..)
Стоп. Она же стояла у него за спиной. Когда это Саня успел развернуться?
И еще тут всё было каким-то легким, будто он попал на Луну, где гравитация в шесть раз меньше. Легким были и воздух, и потолок, и сам Саня.
Сударыня смотрела на него. Похоже, она улыбалась, хоть в темноте это было плохо видно.
– И снова здравствуй, рыцарь Александр, – сказала она. – Признаться, я боялась, что ничего не получится. Теперь идем ко мне.
Саня всё еще ничего не понимал. Что не получится? Почему не получится? И где Лёха? Они же вроде вместе у нее… стоп. Какой Лёха? Тот, который с бородой, или тот, который у нее в классе… у кого «у нее»?..
Перед выходом он оглянулся, будто кто-то дернул его сзади за невидимую нитку. Из зеркала на Саню смотрел грустный пиджачный дядька. Где-то я его раньше видел, соображал Саня, поднимаясь за Сударыней по лестнице. В каком-то дебильном сне. Там еще какой-то лихач был, и две буквы «О», и Муська, которая в микроволновке… Написать, кстати, Муське, она давно просила его вернуть мяч, а он зажал и оправдывался на каждой физре… когда у них, кстати, физра-то?