Формулы счастья

Один мой знакомый испанец, Мигель, отличался удивительным набором положительных с точки зрения гуманистической морали, качеств. Он был удивительно добрым, щедрым, любящим и бескорыстным. Эти прекрасные душевные качества фактически изуродовали ему жизнь.

Люди беззастенчиво использовали его, не испытывая никакой благодарности. Он женился на женщине, беременной от другого мужчины и усыновил ребенка. Поскольку для его жены этот брак был лишь способом устроить свою жизнь, она непрестанными скандалами по поводу того, что Мигель мало зарабатывает, довела его до нервного истощения и в конце концов выставила из дома, отобрав все, что он заработал за долгие годы совместной жизни.

Дети встречаются с Мигелем только по одному поводу - требуя денег и, подобно матери, постоянно обвиняя его в том, что они имеют меньше вещей, чем дети знакомых и соседей. Мигель, считая, что так и должно быть, покорно отдает последнее, почти не имея денег, чтобы нормально питаться, не говоря уж о том, чтобы прилично одеваться, и постоянно терзается чувством вины оттого, что не способен дать им больше. У него развился сильный невроз, сопровождающийся ухудшением памяти и внимания, началась депрессия.

Я постаралась объяснить Мигелю, что любовь к детям - прекрасное качество, но излишнее потакание детским капризам лишь ведет к развитию в них бездушности и эгоизма, что в конечном счете не украсит их жизнь, и что можно хорошо относиться к людям, не позволяя им при этом беззастенчиво использовать себя, но это было бесполезно.

- Зато я попаду в рай, - заявил Мигель, что было несколько странно, учитывая, что он был убежденным атеистом и коммунистом.

В данном случае говоря о том, что он попадет в рай, Мигель имел в виду, что он не может идти против своей системы ценностей, согласно которой ко всем людям нужно было относиться с добром. Следуя своей модели мира, Мигель ожидал от других ответных добрых чувств, и, несмотря на то, что жизненный опыт в большинстве случаев учил его обратному, он оказался не в состоянии пересмотреть свою систему убеждений, и продолжал считать, что в его несчастьях виновато прогнившее капиталистическое общество, в котором он живет, поскольку в этом обществе деньги и вещи ценятся выше благородства, доброты и душевных качеств.

Мечтой Мигеля всегда было жить в Советском Союзе, поскольку он полагал, что наша великая держава - это сообщество высокообразованных и высокоморальных людей, равнодушных к деньгам и материальным благам.

К Мигелю я испытывала двойственное чувство. С одной стороны, меня раздражало, что в ситуациях, требующих обычной логики и здравого смысла, он вел себя часто более, чем абсурдно, в основном портя жизнь самому себе, а с другой стороны, меня поражало, как человек, на долю которого выпало такое количество страданий и разочарований, ухитрялся сохранить свежими и столь же яркими идеалы своей юности, любовь, доброту и терпимость по отношению к людям. Я поняла, с какого типажа Сервантес писал своего Дон Кихота.

Легче всего расширять свою модель мира, общаясь с людьми, у которых недостающие вам программы выражены в наиболее яркой, пусть даже и абсурдной форме. Я стала использовать свои встречи с Мигелем для того, чтобы изучать его модель мира и отыскивать в ней программы, которые были бы полезны мне самой. Сначала, пока я анализировала его модель лишь на интеллектуальном уровне, поведение и программы Мигеля казались мне нерациональными и абсурдными, но постепенно, настраиваясь на его эмоции, я заметила черты, в которых его модель мира имела преимущество над моей.

У меня была скорее натура бойца, а у Мигеля - пассивного созерцателя. Там, где я пыталась что-то изменить, он предпочитал приспосабливаться сам. В этом отношении мы находились на разных полюсах системы ценностей. Борьба с обстоятельствами и покорность обстоятельствам - две стороны медали, и тяготеть к одной из них - означает потерю гармонии.

Бывали ситуации, когда борьба с обстоятельствами была оптимальным решением, но я заметила, что даже в случаях, когда в этой борьбе не было смысла, когда нужно было просто смириться и приспособиться, мой организм автоматически настраивался на борьбу, и из-за выброса в кровь гормонов, я чувствовала возбуждение и раздражение.

Я раздражалась из-за столкновений с кошмарной испанской бюрократией, из-за того, что даже в Европе автобусы не ходили по расписанию и опаздывали на полчаса, Мигель же воспринимал подобные неприятности со стоическим, почти восточным спокойствием. Время, как и деньги, казалось, не имело для него никакого значения.

В Москве с ее стремительным ритмом жизни я не встречала таких людей. Хотя на интеллектуальном уровне я знала о необходимости подобного отношения к жизни, отраженного в прекрасной шоу-даосской пословице: "Если долго сидеть на берегу реки, можно увидеть, как мимо проплывет труп твоего врага", но у меня до сих пор не было времени и возможности внести подобное осознание в свою модель мира. Настраиваясь на эмоции Мигеля, отражая его терпеливое и доброжелательное спокойствие, я расширила свою модель мира новой программой, выражающей несвойственный мне ранее элемент системы ценностей.

От него же я научилась терпимее и доброжелательнее относиться к людям, с пониманием воспринимая их слабости и ошибки. Если раньше необходимость терпимости и доброжелательности опять-таки была известна мне лишь на интеллектуальном плане, то теперь, отражая эмоции Мигеля, я стала чувствовать их в своей душе.