Формы и содержание мышления

Конечно, в превращенном виде здесь содержится обычная и плодотворная процедура диалектического историзма, активной деятельности исследователя. Историк фиксирует, например, что в определенном историческом материале мысли объективно, фактически — с точки зрения дальнейшей, более развитой истории и резюмирующих ее теоретических понятий — содержится знание А о предмете. Но изложение историком этого знания — результат анализа и сложных сопоставлений. Эмпирически оно не дано в такой форме у мыслителя, впервые выработавшего его, и вовсе не представлено непосредственно как знание А. Оно существует здесь в неразвитой или же просто иной форме, в каком-то преходящем историческом контексте, в рамках совершенно иных применений и выводов. В сознании автора, повторяем, оно не существует и не излагается как знание А. Понятое и развитое в качестве знания Л, оно существует уже в связи с другим контекстом, предполагает в своем развитом выражении другие, позднее возникшие знания Ву Су Л и соответствующие теоретические связи. Это можно сформулировать и так: выражение знания А в теории предполагает знания В, С, Д. Последние известны историку, который и оценил определенный исторический материал как объективно (т. е. иначе, чем в позднейшем, не сознательно и не в связи с В, С, Д) содержащий значение А. Ясно, что выработка такого выражения знания А, которое имеется в виду историком, предполагает появление знаний В, С, Д, переход к ним и анализ объекта знания А в связи с ними. В истории (а не в мышлении историка, исходящего из анализа развитой системы знаний) — это результат реального, многостороннего исторического движения мысли, которое лежит вне отношения фактического и сознательного в мышлении философа, выработавшего знание А. В этом реальном историческом переплетении и последовательности и вырабатываются — сложными путями и в различных течениях — знания В, С, Д. Историку нужно исследовать те реальные исторические движения, зависимости и мотивы, которые приводили к фиксированию сторон предмета, выраженных в знаниях В, С, Д. Конечно, тем, что историк сумел выбрать именно В, С, Д, установлена определенная направленность исторического анализа, позволяющая разобраться в материале исторических изменений и выделить в нем существенное. Но описанные соотношения — это строй мысли историка, раскрывающего механизм развития. Его-то и устанавливает Гегель. Но не переходя к выявлению переплетений реальной истории и не признавая независимость ее отношений от всеобщих норм сознания, Гегель этот строй мысли и онтологизирует, взяв в качестве движущего механизма исторического процесса соотношение «фактически наличного» и «осознанного» и переход от одного к другому, следующий лишь из необходимости осознания имеющегося содержания знания, из необходимости самосознания. Телеологические и антиисторические определения развития следуют отсюда автоматически. Содержание, наличное объективно, но не выраженное в форме, содержащей опосредующие звенья развитого понимания (знания В, С, Д в нашем обозначении), — это, по Гегелю, «в себе». В то же время в сознании витают более поздние элементы. Соответственно, у процесса, исходным моментом которого является знание А, была цель — прийти к знаниям В, С, Д и довести А до самосознания, до «для-себя-бытия», и в этом, по Гегелю, и состоял механизм его развития. Не говоря уже о том, что тем самым позднейшее сознание приписывается предшествующей истории в качестве источника и мотива исторического движения, это значит, что в виде действительного исторического развития изображается движение и связь определенного знания об этом развитии (в этом фактически смысл того, что у Гегеля называется «диалектикой формы» как движущего принципа развития). Ход мысли историка об объекте (а объектом здесь является философская мысль в истории), постигающей этот объект с помощью сопоставлений его с освоенным содержанием высшего итога философского развития, превращен в ход исторического развития самого объекта, который якобы самораскрывается и самопостигается движением от «в себе» к «для себя». История мысли оказывается не фактической историей, а историей мыслей самого Гегеля[94], сознание Гегеля как историка — механизмом развития.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ