- Пускай тот крестится, кто идет на смерть, а я пойду работать... Болтали, будто вы теперь богач... Я думала, может, потребуется вам работница, вот и зашла... А нет, так и не надо, пойду дальше...
- Чего с дурой толковать! Садитесь ужинать, - прикрикнула хозяйка и в сердцах схватила горшок с огня.
От резкого движения головешки рассыпались по всему полу, а одна упала наземь, прямо к босым ногам Зоськи.
- Горит!.. Горит!.. Горит!.. - закричала Зоська, отскакивая к двери. Все сгорит, хата сгорит и рига сгорит... Только Зоська убежит, в одной рубахе убежит и... в одной рубахе так и будет ходить до самой смерти...
Как пьяная, она толкнулась в дверь, шатаясь, выбежала в сени, из сеней во двор, все повторяя: "Горит!.. Горит!.." Крик ее послышался за окном, потом в палисаднике, потом на дороге. Наконец, он затих, заглушенный шумом дождя. В хате на полу остался ребенок, худой и странно тихий.
- Держите ее! - в бешенстве крикнула Слимакова. - Беги, Мацек!..
Но Мацек не двинулся с места, зато поднял голос Слимак:
- Что ты болтаешь? Кто побежит за помешанной среди ночи? Разве затем, чтобы черт башку ему оторвал?
- Прикидывается помешанной, а сама дитенка нам подбросила, - ворчала хозяйка.
- Чего тут прикидываться? Помнишь небось, когда она еще у нас жила, всякий раз к новому месяцу она словно порченая делалась. А теперь и вовсе рехнулась, как погорели они у Скшипа.
- Она и подожгла.
Слимак махнул рукой.
- Кто это видел? На убогих-то все валят, а лихие люди пользуются.
- А что ты будешь делать с этой приблудой? - вспыхнула хозяйка. Может, думаешь, я буду кормить всякую найденку?
- Ну вот, не за ворота ж ее выбросить? Да ты не бойся, придет за ней Зоська - не нынче, так завтра.
- А не придет, ты эту найденку в волость свезешь. Не хочу я ни одной ночи держать у себя в доме такого ребенка, - выходила из себя хозяйка.
- Куда ж ты ее денешь? - вскипел Слимак.
- Я ее к себе возьму, в конюшню, - тихо проговорил Овчаж.
Он подошел к порогу, неловко поднял ребенка с пола и, усевшись в углу на лавке, принялся его кутать и укачивать. В хате вдруг все затихло; потом из неосвещенной половины вынырнула Магда, за ней Ендрек и Стасек; они окружили Овчажа, разглядывая маленькую.
- А уж высохла она, как щепка, - прошептала Магда.
- И не шевелится, только все смотрит, - прибавил Ендрек.
- Придется вам, Мацек, кормить ее из тряпочки, - снова сказала Магда. Я найду вам чистенькую.
- Садитесь ужинать, - позвала хозяйка уже не так сердито.
Она посмотрела на ребенка - сперва издали, потом склонилась над ним и, наконец, коснулась пальцами его желтого, сморщенного личика.
- Сука, а не мать! - пробормотала она. - Магда, - прибавила она громче, - налей-ка молока в чашку да покорми найденку, а ты, Мацек, садись ужинать.
- Пускай Магда вперед поест, я сам накормлю сиротку, - сказал батрак.
- Ну как же, он накормит!.. Да он и держать ее толком не умеет! огрызнулась девушка и хотела отобрать у него ребенка.
- Не тронь! - проворчал Овчаж.
- Отдайте ее!.. - кричала Магда.
- Ну, оставь, не тормоши ее, Магда, - сказала хозяйка. - Налей молока да сверни чистую тряпицу, и пускай Мацек ее кормит, раз ему охота.
Через минуту Мацек уже держал в руках тряпочку, свернутую рожком, и кормил ребенка, к неудовольствию Магды, которая, забыв про ужин, поминутно делала замечания:
- Нет, гляньте-ка, все лицо ей вымазал!.. А на пол-то как проливает... Чего вы ей в нос-то суете тряпку?.. Еще задохнется девочка!..
Батрак чувствовал, что он плохая нянька, но ребенка из рук не выпускал. Он наспех проглотил немного затирухи, не доев, отставил миску, укутал сиротку зипуном и поскорей улизнул к себе в конюшню.
Едва он вошел туда, одна лошадь заржала, а другая впотьмах повернула голову и стала обнюхивать ребенка.
- Так, так, поздоровайся! - сказал Овчаж. - Видишь, новый конюх к нам нанялся, только кнута еще в руке не удержит. Ха-ха!
На дворе все еще лил дождь. Двери конюшни затворились, и все затихло. Когда через некоторое время из хаты вышел Слимак посмотреть, не прояснилось ли, ему послышалось, что Мацек уже храпит в конюшне.
- Спят, видно, - пробормотал хозяин.
Он поглядел на небо и вернулся в сени.
- Как, тепло там найденке? - спросила мужа хозяйка.
- Спят уже, - ответил мужик.
Загремел засов, в печке догорал чуть тлевший огонек и, наконец, погас. Было поздно. Петухи пропели полночь, в ответ им пролаяла собака и запряталась от дождя под телегу; в хате все уснули.
Тогда чуть слышно скрипнула дверь из конюшни и показалась какая-то тень; она скользнула вдоль стены и осторожно прокралась в закут. Это был Мацек. Он вытащил из-за пазухи всхлипывающего ребенка и приложил к коровьему вымени.
- Пососи скотинку, - шепнул он, - раз родная мать тебя бросила. Пососи...
В закуте послышалось тихое почмокивание. Дождь лил по-прежнему.
VI