Форрест Гамп

Это, впрочем, тоже не помогло, так что она стала встречаться с одним парнем, который преподавал в Гарварде, только он оказался женатым. Потом она познакомилась еще с одним парнем, и он был получше, только скоро их обоих арестовали за кражу из магазина и она решила, что пора браться за ум.

Она снова встретилась с «Треснувшими яйцами», и они заиграли новую музыку, так что прославились в Бостоне и даже собираются поехать в Нью-Йорк на следующей неделе, записывать пластинку. Еще она сказала, что встречается с одним студентом из Гарварда, он изучает философию, но все равно, после представления я могу пойти к ней и переночевать. Мне не очень понравилось, что у нее есть бойфренд, но ночевать мне было негде, так что я согласился.

Парня звали Рудольфом. Это был маленький такой парнишка, весом килограмм пятьдесят, зато весь заросший волосами, и с какими-то бусами на шее. Когда мы пришли, он сидел на полу в их квартире и медитировал, словно какой-нибудь гуру.

— Рудольф, — сказала Дженни, — познакомься с Форрестом, этой мой друг детства, он поживет с нами немного.

Рудольф ничего не сказал, и только помахал рукой в воздухе, словно Папа, дающий благословение.

У них была только одна кровать, но Дженни сделала для меня маленький коврик на полу, и там я и спал. В общем, не самое плохое место для ночевки, по сравнению с некоторыми местами, где мне приходилось спать в армии, и вид открывался гораздо более приятный.

Когда утром я проснулся, Рудольф так и сидел в центре комнаты и медитировал, а Дженни покормила меня завтраком, и мы отправились осматривать Кембридж, оставив Рудольфа сидеть на полу. Прежде всего, сказала она, мне нужно подобрать новую одежду, потому что здешние люди не поймут меня и будут считать, что я специально их напрягаю. Мы пошли в какую-то дешевую лавчонку, и там подобрали мне куртку и комбинезон, а старую одежду сложили в бумажный пакет и унесли с собой.

Потом мы обошли Гарвард и кого мы встретили! Того самого женатого профессора, с которым Дженни когда-то встречалась. Она и сейчас относилась к нему хорошо, хотя про себя называла его иногда «дерьмовым дегенератом». Звали его доктор Квакенбуш.

Ладно, этот доктор был просто вне себя от восторга, что с нового семестра он начинает читать новый курс, который сам придумал. Он назывался «Роль идиота в истории мировой литературы».

Я даже сказал, что мне кажется, название очень интересное, а он отвечает:

— Слушай, Форрест, почему бы тебе не посидеть у нас на занятиях? Может быть, тебе это понравится.

Дженни как-то странно посмотрела на нас обоих, но ничего не сказала. Мы вернулись к ней домой, а Рудольф по-прежнему сидел на полу, скрестив ноги. Мы пошли на кухню и там я ее очень тихо спросил — а что, этот Рудольф умеет говорить? Она ответила, что рано или поздно мы это узнаем.

Вечером Дженни познакомила меня с ребятами из группы и сказала, что играю на гармонике, как бог. Почему бы мне не играть с ними в клубе? Один парень спросил, что мне нравится больше всего играть, и я ответил — джаз, а он сказал, что просто не верит собственным ушам. Тут Дженни прямо подскочила и сказала:

— Это неважно, он справится, потому что сможет подстроиться под нас.

Так что этим же вечером я выступил вместе с ними и все решили, что от меня есть прок и я играю вполне нормально, а мне было хорошо стоять здесь и наблюдать, как Дженни поет и скачет по сцене.

В понедельник я решил посетить семинар доктора Квакенбуша, «Роль идиота в мировой литературе». Благодаря такому названию, я почувствовал себя важной птицей.

— Сегодня, — сказал доктор Квакенбуш студентам, — к нам пришел гость, который время от времени будет посещать наш семинар. Познакомьтесь с мистером Форрестом Гампом! Все повернулись ко мне, и я помахал им рукой, а потом начались занятия.

— Идиот, — говорил доктор Квакенбуш, — играет важную роль в истории мировой литературы. Полагаю, все вы слышали о таком персонаже, как «деревенский дурачок», это обычно некий умственно отсталый человек, проживающий в сельской местности. Часто он становится предметом насмешек и преследования со стороны окружающих. Однако в средние века среди аристократии распространился обычай держать при дворе шутов, то есть таких людей, которые смешили королевским персон. Часто такие люди вовсе не были настоящими идиотами или умственно отсталыми, иногда это были обычные клоуны или юмористы…

И так он разглагольствовал, а я все яснее понимал, что идиоты — вовсе не такой же никчемный народ, что их существование оправдано какой-то целью, прямо как говорил когда-то Дэн, и их цель — заставить людей смеяться. Да, это было неплохо.

— Основная цель введения такого персонажа для большинства авторов, — продолжал доктор Квакенбуш. — это реализация приема «двойной фиксации», то есть одновременно раскрытия как глупости шута, так и раскрытия высшего смысла глупости как таковой. Иногда, великий писатели, такие, например, как Шекспир, использую такой персонаж для осмеяния главного героя произведения, тем самым способствуя скорейшему прозрению читателя.