Форс-мажор

Ничего особенного не случилось. Плакать сил ни у кого не было. Все немного постонали. Тетя Галя впала в прострацию, Ольга дала ей понюхать нашатырь и выпить сердечных капель. Дядя Валя зло оглядел окружающих, поцеловал безжизненное тело, а какой-то дамочке, все время причитавшей: «Как живой», сказал: «Идиотка». Неля сидела на табурете около гроба и тихо всхлипывала. Громче всех плакала теща, и, как мне показалось, вполне искренне.

Появился подполковник Спарыкин. Он поздоровался за руку со всеми мужчинами, в том числе и со мной. Тетю Галю и Нелю обнял, постоял над телом минут пять, перекрестился, потом взял Нелю под локоть и увел на кухню. Мы с Ольгой подождали еще полчаса, но ничего не произошло. Я прошел на кухню, извинился перед Спарыкиным за вторжение, сказал Неле, что ухожу. Пообещал вернуться. Потом отвез Ольгу, поставил машину на стоянку, пришел домой и лег спать.

Я проснулся в одиннадцать вечера в той же позе, в которой уснул. Тяжесть в голове помешала мне сразу подняться. Минут пятнадцать я щурился на злополучный фонарь в окне. Какой дурак устанавливает фонари, свет которых теряется в ветвях деревьев и окнах квартир?

Просыпаться нужно утром. Сон на закате - сплошная головная боль и изжога. Я выпил стакан кефира и сходил в душ. От кефира случился понос, после которого пришлось мыться снова. Хотелось испытать чувство полной свежести. В ожидании, пока высохнет голова, я тупо смотрел в телевизор, но ничего не понимал, не мог сосредоточиться. От нетерпения я нашел фен и пару раз обжег им корни волос. Волосы казались сухими, но я знал, что весенний ветер одним порывом обеспечит мне долгую нудную и сопливую простуду, поэтому еще полчаса потратил на поиски кожаной кепки с опускающимися ушами.

Одевшись во все черное, от носков до рубашки, я спустился в ночь. На углу, в баре, я выпил чашку растворимого кофе с трюфелем, чем поверг свой желудок в полное недоумение. Минуты две он возмущался, а я - пукал. Пока шел до остановки, все кончилось. В трамвае напротив меня сидела симпатичная девушка лет двадцати. Я бросил в нее улыбку, на которую она ответила холодным презрением. Ночь превратила окна трамвая в зеркала, и вместо пейзажа за стеклом подсовывала мне мое собственное отражение. Небритый субъект в черной кожаной куртке и в кепке с опущенными ушами. Слишком противный, чтобы тратить на него свое хорошее настроение. И слишком нищий, если ездит по ночам в одноглазых трамваях. Перед нужной мне остановкой, проходя мимо девушки, я остановился, слегка наклонился, и негромко сказал:

- Я вас очень хорошо понимаю!

- Дурак, - со страхом ответила она.

Квартира Игоря не была заперта. Не разуваясь, я прошел прямо в зал. Посреди зала стоял гроб с телом. На диване сидела женщина с красным носом, которая утром открывала мне дверь. Пахло формалином и кровью. На столе горела тонкая свеча.

- Все уснули, - сказала женщина. - А покойника нельзя оставлять одного в такую ночь. Его душа рядом, - она посмотрела на меня осоловевшими глазами и заплетающимся языком продолжила: - Неле и родителям мы дали успокоительного. Пусть поспят. А в три меня должен сменить Иван.

Я не знал, кто такой Иван. Я не знал, кто эта пьяная, самоотверженная женщина.

- Вы идите, я посижу, - сказал я. Она ушла.

Я заглянул в спальню, а затем в детскую комнату. Везде спали люди. На кухне, на холодильнике я обнаружил десять восковых церковных свечей, которых вполне хватит до завтрашнего дня. В туалете на стиральной машинке лежала наполовину пустая пачка сигарет. Я вытащил одну и попробовал закурить. Закашлялся и выбросил в унитаз. Завершив обход, я вернулся в зал, сел на диван и принялся смотреть на то, что когда-то было моим товарищем.

Я думал о том, что не стоит плакать и убиваться по этому огромному куску костей и мяса, обтянутому кожей. То, что лежало передо мной, не было Игорем, оно даже отдаленно не напоминало моего друга. Тело - всего лишь символ. А Игорь… Он теперь лучше нас знает, что такое бесконечность.

В детстве я закрывал глаза и пытался представить себе бесконечность и не мог. У меня просто не хватало фантазии. Но и конец вселенной, который представлялся мне в виде стены, тоже не был настоящим концом, ведь всегда за любой стеной опять начинается нечто. С возрастом эта загадка перестала меня волновать, и лишь сегодня я понял, что ответ приходит вместе со смертью.

Я не любил слово «душа», но свято верил - то главное, что есть в человеке, не исчезает вместе со смертью его тела, а продолжает существовать. А иначе, скажите на милость, какой во всем смысл?

Я попробовал выстроить диалог с Игорем. Сам спрашивал и сам же за него отвечал.

- Ты знал, что тебя убьют? - спрашивал я.

- Нет, - отвечал я сам себе.

- Но ты догадывался, что тебе грозит опасность?

- Нам всем грозит опасность.

- Ты знал убийцу?

- Это не важно. Ты ведь его видел.

- Я видел только его машину. Я его знал?

- Это не важно.

- А что важно?

- Важно, чтобы он за это ответил.