Форс-мажор

- Ну, что случилось? - в ее голосе звенел металл.

- Ты Игоря Угланова помнишь? - спросил я. - Мы как-то, еще в институте приезжали на рыбалку.

- Конечно. Это твой лучший друг.

- Кто тебе сказал? - удивился я.

- Он и сказал, - она с презрением посмотрела на меня. - Он всем так говорил в поселке. Хороший парень, добрый.

- В пятницу его убили.

- Жаль, - в ее голосе прозвучала тоска. - Ты хоть на похоронах-то был?

- Да.

- Это хорошо, - она посмотрела мне прямо в глаза и в них я не увидел ничего кроме обжигающей вьюги. - И чего ты испугался?

- Ничего.

- Врешь. Мы помолчали.

- Его жена… вдова хочет, чтобы я разобрался в его делах. Помог выправить ситуацию с деньгами. Дескать, Игорек мне очень доверял и сам говорил, что если с ним что-нибудь случится, то дело поручить мне. А мне не очень хочется в это дело влезать.

- Ничего другого я от тебя и не ожидала.

У меня по-сумасшедшему заколотилось сердце, я кое-как сдерживал дрожь в руках и все-таки смог спросить:

- Мать, почему ты так ко мне относишься?

- Как так?

- Я так и знал, что ты не ответишь!

- Почему же, отвечу, - теперь в ее голосе сквозило снисхождение. - Не хочу быть еще раз кинутой.

- А при чем здесь я?

- Знаешь, есть такая наука - генетика, - усмехнулась она.

- Мать, ты не генетик, ты - всего лишь агроном.

- Я - не «всего лишь», - разозлилась она.

- Хорошо, а вдруг я в тебя?

- Вряд ли. А если в меня, то это - еще хуже.

Я не нашелся, что ответить. Мы молча допили чай, потом я убрал со стола и вымыл посуду. Мать пошла расстилать постель. И, хотя я уже давным-давно отвык ложиться рано, здесь, у матери, даже в выходные приходилось отходить ко сну в девять. Ни о каком телевизоре не могло и быть речи.

Когда я перестал греметь чашками, мать сказала:

- Его убил кто-то из своих. Он был слишком доверчивым, все у него были друзья, всех он любил. Я еще тогда, десять лет назад подумала о том, что с таким воспитанием он плохо кончит.

- Меня тоже менты подозревали, - сказал я.

Мать расхохоталась.

- Твой отец был без яиц. Максимум, на что ты способен - сбежать. Убить? Нет!

- Зато ты у нас с яйцами, - не выдержал я. - Если меня все таки признают виновным, я позову тебя в свидетели. Ты придешь в суд, скажешь эту фразу и меня сразу оправдают. Ты очень убедительна, хотя тобой движет одна ненависть. А как же любовь?

- Я не знаю такого слова, я его забыла.

- А вспомнить слабо?

Она ничего не ответила, просто выключила свет и мне пришлось пробираться к кровати в полной темноте, стукаясь коленями о мебель.

Минут через десять она крикнула мне через перегородку:

- Я бы вспомнила, если бы были внуки. Но от тебя их ждать бесполезно.

На секунду мне показалось, что в ее словах звенят слезы. Но это длилось всего лишь секунду и мне, разумеется, показалось.

Моя сердобольная бабка, которая набивала перину специально для внуков, но умерла, так и не увидев их, наверное, уже давно истлела. А тепло ее рук и запах бестолковых куриц до сих пор согревали меня, обнимая и нашептывая слова светлых сказок, которых я так и не услышал. Слишком многое заставляло меня любить наш старый дом, в том числе и эта вонючая перина, на которой я спал с младенчества. Я по-настоящему отдохнул на ней, без снов, и проснулся утром без чугунного груза событий, свершившихся со мной в последние дни.

Я опять опоздал. Мать уже ушла. Я, когда спал, точно помнил те слова, которые хотел сказать ей утром. Ну, вот оно - утро, и где же те слова?

Стол был накрыт. Я поел и уехал, не дождавшись рассвета. Дорога была пустынная, я был зол, как черт, и поэтому гнал, как сумасшедший, за что и поплатился. Перед мостом меня остановили менты с радаром и мне пришлось подарить им сотню.

Музыку было слышно со второго этажа. На четвертом мои худшие опасения подтвердились: она доносилась из-за моей двери. На правом плече у меня лежал мешок картошки, который я, кое-как открыв дверь левой рукой, свалил на пол. В квартире было сумрачно, шторы задернуты. Музыка орала так, что я начал всерьез опасаться за свои перепонки и соседские нервы. Иностранщина. Я заглянул в комнату. В свете фонаря я увидел двух человек, мужчину и женщину, скорее - парня и девушку. Они трахались на моем диване. Забавно. Мужская задница выписывала немыслимые пируэты между двух, находящихся в свободном полете женских ног. Судя по ритму, коитус находился в своей завершающей стадии. Я не стал им мешать, спустился к машине за свеклой и мясом. Минуты четыре я дышал свежим воздухом, потом, решив, что с них хватит, снова поднялся. Все так же орала музыка, Но из-под двери, ведущую в ванную комнату, пробивалась полоска света. Я прошел на кухню, положил мясо в холодильник, а свеклу под раковину, потом вошел в зал. На середине ковра спиной ко мне в одних трусах стоял Антон. Он пританцовывал. Я вырубил музыкальный центр, тишина ударила в уши. Он повернулся ко мне с лицом возмущенного повелителя, увидев меня, на секунду растерялся, потом озлобился.

- У тебя что, без музона не стоит? - спросил я. - Между прочим, тут все соседи нервные.

- Иди в жопу, - осклабился Антон.