Форс-мажор

Поднимаясь по лестнице, я остановился у дядимишиной двери, прислушался и, услышав звуки телевизора, позвонил. Дядя Миша очень обрадовался мне. Он, как обычно, был слегка навеселе. Он обнял меня и долго цокал языком, не говоря ни слова. Я подарил ему полтинник и спросил:

– Дядя Миша, ты помнишь, что менты у меня из дома забрали деньги?

– Помню, помню, – сразу сообразил, в чем дело, дядя Миша. – Я на любом суде… Сынок… Бля… Они, козлы, думают, что все могут. Но мы за тебя…

– Ладно, ладно. Я так, на всякий случай. К стати на счет тети Тани…

– Мы Таньке с ее Сашкой голову открутим. Я завтра Сашке поставлю, и все! – он вопросительно посмотрел на меня. Я дал ему еще полтинник. – Танька – дура, что Сашка скажет, то и будет делать. Они думают, что нас, рабочих, можно кинуть! Суки! Мы, бля, им покажем!

– Дядя Миша, не ори, уже ночь, – сказал я. – Просто имей в виду, что я тебе сказал.

– Сынок, да я…

– Все, пока.

Я не включил свет. Скрип половиц, шорох ковра, стон дивана. Я не разделся, просто лег и закрыл глаза. Но не до конца. Оставил маленькую щелочку и сквозь решетку ресниц долго смотрел на окно, которое освещал свет фонаря – нескончаемый источник вдохновения для хреновых поэтов.

4.

Около подъезда дома, где жил Игорь, я встретил его двоюродного брата Лешку и бывшего напарника, с которым Игорь когда-то начинал – Ефимова Виктора. Мы тепло поздоровались, хотя знакомы не очень близко. Несчастье сближает. Они стояли, курили и у обоих были весьма довольные физиономии, что выглядело странным если учесть, что в доме покойник.

– Тебя, я слышал, забирали, – сказал Ефимов.

– Было дело. Я заезжал к Игорю за несколько минут до убийства, – неохотно объяснил я.

– Что-нибудь видел?

– Нет.

– Подозревали?

– Угу.

Мне нравился Виктор. Невысокий, но крепкий, в очках, но с цепким взглядом. Он держал в центре города три продуктовых магазина, часто бывал у Игоря, и, несмотря на разрыв, который произошел у них года три назад, остался ему другом. Он всегда стильно одевался и даже сегодня его наряд был не лишен форса. Я сталкивался с ним раза четыре на днях рождения и рыбалке, и во всех случаях он поражал меня невероятным спокойствием и рассудительностью. Иногда, слушая Игоря, я находил в его голосе интонации Витька и не без основания считал, что многому в своей жизни Игорь был обязан именно ему.

– Мы пробили Игорю место на Покровском кладбище, в самом центре, – сказал Леха. – Только что приехали оттуда, причем не забашляли ни копейки. Директор кладбища когда-то лечился у дяди Вали – отца Игоря.

– Наша страна – одно большое недоразумение. Вместо того, чтобы скорбеть о друге, мы радуемся тому, что сможем похоронить его достойно, – продолжил мысль Ефимов. – Хотя, гробов нормальных нет. Все – говно. Горбыль. Цена зависит от материала обивки… Ничего, что-нибудь придумаем. Наверное придется покупать в салоне, но там средние с позолоченными ручками кончились. Остались только VIP с шелковой обивкой и окошком.

– Ребята, вы меня тоже привлекайте к хлопотам, – сказал я. – Нелька дома?

– Нам может понадобиться твой фургон, съездить за гробом, – сказал Виктор. – А Нелька дома, где ж ей быть, бедняжке. Вообще, ты поговори с ней, может она тебе персонально какое-нибудь задание даст.

– Как она?

– Ревет.

– Тело еще не привезли?

– Вроде должны были сегодня. Толком не знаем. Этими делами заведует Нелькин отец, – сказал Леха, смачно плюнув в урну.

Я поднялся в квартиру. Дверь, разумеется, была не заперта. Мне навстречу вышла какая-то незнакомая тетка в черном платке с красным носом. Я сказал, что друг Игоря, она позвала Нелю. Нелька явно находилась под действием таблеток, она сильно опухла, но к моему приходу слез уже не осталось. Она посмотрела на меня с неприязнью и сказала:

– Я рада, что ты оказался вне подозрений.

«Значит, ты, сука, не исключала такую возможность», – с горечью подумал я.

Когда я обнял ее, она заплакала без слез и без звука, просто трясла плечами и корчила рожи. Я подумал о том, что она отдала бы очень многое за то, чтобы на месте Игоря оказался я или кто-нибудь другой из его друзей. Что ж, осудить ее за это почти невозможно. Еще я подумал, что она, несомненно, уже просчитала все финансовые убытки, которые принесла ей смерть мужа, и, наверняка уже приняла какое-то решение.

– Я хотела сказать, что рада тому, что тебя отпустили. Ты не думай, я не верила ни секунды. Просто неправильно сказала, – стала оправдываться она, сумев проследить логику моих мыслей.

Я ей не поверил. Она это поняла. Нам обоим стало неловко.

Чтобы скрыть неловкость, я стал говорить разные красивые слова. Чем больше я говорил, тем сильнее Неля рыдала. Под конец я стал сам себе верить, растрогался и даже пустил слезу. Вообще-то я говорил искренне то, что думал, но мысли лишены красок, поэтому они не действуют так убийственно, как слова. Слова могут толкнуть на что угодно, даже если они звучат из своих собственных уст.