Уммалат строчил и строчил на первобыте, норовя попасть в чудище, не слезающее с Къуры. Ведь так и попадет! Пуля — дура.
Артем изловчился, плечевые суставы навыворот, — крепкий хват, жим-рывок-толчок (одновременно!).
Штанга дюбнулась, покатилась-покатилась с дробным гулом. Пришлась под коленки обезумевшему пацану, подкосила, опрокинула.
Потомственный козлодой лишился сапог — на инерции соскочили, взлетели к потолку. И еще лишился…
Кхм!..
…Архар в мгновение ока сиганул от старшенького-уже-мертвенького к младшенькому-еще-живенькому, в пах. Самурай и без натаски, генетически — бойцовый-сторожевой. Челюсти — кла… кла… — командуй, микадо! — кла…
— Гы-а-гы-ы! — взвыл парализованный ужасом и зубами Архара юноша бледный (ну о-очень бледный). — Не на-а-а!..
— Ц! — осадил псину Токмарев, поднимаясь с пола и подтягивая-застегивая штаны. — Ц! — Мы ж не изверги…
«Понял!» — прикинулся кретином Архар: кла… кла… аццц!
Поросячий визг!!!
И — звенящая тишина.
Обморок у кастрата-Уммалата. Плачьте, козы! Когда и если очухается — бесполезен и… безвреден.
А Къура Даккашев не очухается. Он — насовсем…
И — нахлынувший девятый вал досады (нелогичный?! еще как логичный!):
«Ч-черт! Блиннн! Ёпть! Так никогда и не узнать про кольцо с оборвышем! При чем тут?!»
— Уверен, что мы продержимся, Арт?
— Несомненно! — сквозь зубы процедил Токмарев. — Уйди, Марик. Тебе приказ был женщин охранять!
— Как я уйду?! Нога…
— Ползком! Как пришел, так и… Стой ты! Детский сад! Уйди — в смысле отстань. Замри! Носа не высовывай! Это приказ! «Лупару» свою убери. Не дай бог, стрельнет! Убери сказал! Приказ!.. Оль? Видишь их?
— Смутно. Синий пикап.
— Сколько шагов отсюда?
— Пятьсот. На переднем, кажется, Ташка. Они за нее прячутся.
— Понятное дело…
— Ну, капитан?! Командуй! Что будем?..
Что, что! Ждать и надеяться!
Продержаться — нехитрый фокус. Боезапас позволяет:
отбитая у противника «тэтэшка», трофейный АКС-74, трофейный «стечкин» — у Токмарева (до зубов, что называется!);
австрийский пистолет «глок» — у Гомозуна (между прочим, любимая модель легендарного киллера Халкидика! непрост доброхот-Олежек! «глок», видите ли! в кресле инвалидном ховал?);
карабин МЦ-21, «лупара» — у Юдина (несерьезно! возбраняется! dead-serious’ный Марик в запале войнушки уже успел азартно сглупить! судьба дилетантов хранит!).
Паршиво другое. Паршиво, что боезапас ни в какую не задействовать. Диспозиция паршивая…
Провал парадного подъезда. Провал шириной в четыре метра после того, как стекло разлетелось вдребезги.
Стоило Токмареву показаться в поле зрения Гочу сотоварищи — из спортзала, коридором-коридором, по лестнице, в холл, миновать парадную распашонку-дверь и… Токмарев отпрыгнул назад — под градом пуль и рушащегося стекла. Дверь они, Гочу сотоварищи, взяли под прицел и обильно пальнули, стоило Токмареву…
И получилось: по левую сторону — Артем, поднявшийся из подвала, по правую сторону — Олег и Мая, спустившиеся из номера… и Марик.
Ах, да! Марик. Он, волоча ногу, киношно припадая спиной от колонны к колонне, прохромал к Олегу с Маей. И стой где стоишь! Ни шагу вперед — простреливается! Так нет же! Инициативный вояка! Внезапно опустился на пол всем телом и пополз, не выпуская «лупары», к Токмареву. Как его не задело взбесившимся огнем — бог весть, судьба дилетантов хранит!
— Живой?! — с ненавистью проскрежетал Токмарев.
— Типа того.
— Убью, на хрен!
— Я помочь…
— Не мешай!
Вот и получилось…
А главное, ответного огня не открыть. Абреки не воюют с женщинами (и детьми, конечно, и детьми). Но в качестве заслона — с удовольствием! И в качестве обменного эквивалента — отчего ж!
— Капитан! — грянул в рассветном вакууме электроматюгальник. — Кончай! Руки за голову и выходишь! С нами едешь! Тогда твоя жена — живая! И кто там с тобой — живые! Слово! Три минуты даем. Потом жену стреляем! Потом всех! Жалко ее стрелять, красивая, былят! Думай, капитан! Быстро думай! Три минуты!
— Пошел я… — вздохнул Артем. — Что уж тут уж…
— Арт!
— Пусти!
— Свихнулся?! Пристрелят, как только покажешься! ИМ веришь?!
— Не верю. Но… — Жест «пока-пока» с дистанции в четыре метра: — Оль? Май?.. Пошел я, ребятки. Не поминайте лихом, что ли… Пошел…
Ясный и очевидный выход. Жизнь чертовски тяжела, но, к счастью, коротка. Вот и все.
Не все!
Гомозун ответно жестикульнул: поспешай медленно!
А Мая, подавшись в проем, вдруг неожиданно звучно издала в пространство:
— Хаволь! Хаволь, Гочу!.. Йахита!
— Кх-хто?! — поперхнулся электроматюгальник.
Томительная пауза.
И — Мая, вышедшая из укрытия на оперативный простор. С пустыми, показательно воздетыми ладонями:
— Йахита, дика!
Индианка, значит?! «Привет, Гочу! Дай жить! Дай жить, друг (хороший)!» — насколько поднахватался Артем вайнахского за командировки. «Измена в замке, монсиньор!»
Монсиньор, то бишь Гомозун, показал «тс-с!» Все путем!