– Я только выполнил свой гражданский и военный долг. Каждый бы на моем месте… А теперь, когда мы передали ребенка из рук в руки этой чудесной женщине, я могу спокойно вернуться в свою часть. Вот только, пока я занимался спасением мальчика, моя увольнительная закончилась, и мне трудно будет объяснить опоздание командиру. Не могли бы вы написать мне по этому поводу записку. Лучше на школьном бланке. И с печатью.
– Конечно, конечно! – сразу согласился директор. – О чем речь! Страна должна знать своих героев!
– Не герой он никакой, а самый настоящий врун! И гад! – опять возмутился я.
– Не смей такое про взрослых! Он… Аты… Подожди, мы еще дома поговорим! – на щеках матери зарделись красные пятна, она подошла к солдату, и я подумал, что она сейчас расцелует этого вруна, но она сделала еще хуже. Она достала из авоськи банку с вареньем и сказала: – Спасибо вам огромное! Очень хочется вас отблагодарить, но под рукой ничего другого не оказалось. Возьмите вот это, хоть чаю в армии с товарищами попьете…
Домой мы шагали молча. Я попытался еще раз обличить обманщика, мать резко оборвала меня, но потом, видимо, сама испугалась своей резкости, остановилась на углу и, чуть заискивающе, спросила меня, какой дорогой пойдем. Вообще-то до нашего дома на улице Энгельса было недалеко, всего четыре квартала, которые, опаздывая по дороге в школу, я легко преодолевал за десять минут, но обратный мой маршрут, как правило, нарастал всевозможными обходными путями и растягивался намного дольше.
– На трамвае поедем! – потребовал я.
Мы вышли на угол Дзирнаву и Суворова и дождались трамвая. По улицам прокатывали редкие грузовики и еще более редкие автомобили «Победа», иногда мимо могла процокать копытами по мостовой лошадь с телегой, на которой мне страстно хотелось прокатиться, но суровые возчики с длинными кнутами не оставляли шанса. Однажды, возвращаясь из школы, я застал безнадзорную лошадь с подводой недалеко от нашего дома. Долго не раздумывая, я забрался на телегу и со всей силы потянул поводья. Вопреки ожиданиям, лошадь пошла задним ходом, из подворотни выскочил ее хозяин, и от прицельного щелчка кнута мою спину спас только ранец с учебниками. Но тяги к поездкам это не уменьшило. Любая поездка, в том числе на трамвае, воспринималась как маленькое приключение.
В час пик на остановках скапливались толпы народа, но забраться в трамвай удавалось почти всем. Двери гармошкой открывались вручную, наружу свисали широкие ступени с перилами, на которых гроздьями повисали настойчивые и совсем уже независимые от кондуктора пассажиры, а самые отчаянные забирались на задние бампера, а то и на крышу трамвая. Впрочем, в наше неурочное время проблем с перенасыщенностью не было, нам даже могло достаться свободное сиденье. Мы уже направлялись на посадку, когда я заметил солдата. Он стоял среди поджидающего другой маршрут народа, одной рукой прижимая к гимнастерке банку нашего варенья. На его губах гуляла счастливая улыбка, глаза мечтательно, наверное, в предвкушении будущих наград, устремлялись куда-то к крышам домов. Пепел Клааса застучал в мое сердце.
Мы зашли в вагон, мать отпустила мою руку, трамвай дернулся, и внутри меня распрямилась долго сдерживаемая пружина. Я вылетел наружу, вихрем пронесся к солдату, изо всех сил толкнул банку, увидал, как она падает на тротуар и со звоном разлетается на куски, далеко раскидывая сладкие красные сгустки, кинулся обратно и на ходу вскочил на подножку уже набирающего скорость трамвая.
Больше всего мне хотелось вновь увидеть лицо лишенного незаслуженного приза солдата, но, когда я обернулся, трамвай был уже далеко, и лицо над зеленой защитной гимнастеркой было почти неотличимо от массы остальных, терпеливо выстаивающих на тротуаре людей. Но военных, и вообще людей в форме я с тех пор еще долго обходил стороной. Да и до сих пор обхожу.
Так, на всякий случай.
Враг народа
Почему-то в каждой случайно собранной социальной группе, например, в школьном классе, кто-то оказывается экстремально умным, или экстремально высоким, или особенно толстым… В этом смысле наша группа курсантов мореходного училища представляла идеальный набор.
Лидером группы был Юдин – здоровенный, почти двухметровый двадцатилетний парень. Наверное, чтобы он не слишком выбивался среди нас, в основном пятнадцати-шестнадцатилетних подростков, командир роты майор Цаплин сразу же назначил его старшиной группы, и на построениях Юдин стоял не среди нас, а напротив, рядом с начальством. Замыкал строй Алексеев. Ростом он не выдался, но недостаток устремленных в высоту сантиметров легко компенсировался объемом тела, поэтому арьергард роты всегда выглядел солидным и непробиваемым. Разумеется, среди сотни курсантов оказались и парень, панически боявшийся воды в любом ее проявлении, и пара человек, абсолютно не переносящих малейшей качки, были лодыри и трудяги, совестливые и бессовестные, глубоко порядочные и откровенные жулики…