Форсаж

Каждый из них искал себе помощника, похожего на него самого в молодости. Гарольд выбирал молодых нелюдимых технарей, которые ценили его за то, что он не интересовался их социальным положением. Соколов использовал одного ушлого торговца за другим, выжимая из них все соки и позволяя чрезмерные траты на угощение и развлечение клиентов. А Чарли? Чарли нанимал ломовых лошадей. Единственное, в чем они не соглашались, так это в выборе штаб-квартиры для своей компании. Чарли хотел остаться в Вирджинии, где издержки были бы поменьше, но Соколов настаивал на том, чтобы перебраться в Нью-Йорк и арендовать недорогой офис – для солидности. Дело в том, что у Соколова в Нью-Йорке была подружка, а они нуждались в нем больше, чем он в них. Он мог бы переехать в Нью-Йорк и продавать там все что угодно, – машины, рекламу, квартиры. Элли сказала Чарли, что нужно ехать. Они обосновались в убогих офисах на Нижней Пятой авеню и за пять лет не заработали ни гроша.

Инвесторы их компании, четыре кардиохирурга, ушедших на пенсию, но еще практикующих, хотели вывести из тени свои капиталы. Соколову и Чарли удалось уговорить их вложить дополнительные деньги, но это привело к тому, что процент акций компании, которыми совместно владела троица, упал до десяти. Тогда врачи выдвинули условием для дальнейших инвестиций подписание пятилетнего контракта. По их мнению, Чарли, работавший как вол, был необходим для роста компании. В отношении Соколова и Гарольда врачи не выдвинули никаких требований; они принудительно подняли статус Чарли: или он всем заправляет, или спектакль заканчивается. Соколов и Гарольд все понимали. Тот факт, что Чарли был выделен из всей троицы, компенсировался тем, что они начали делать какие-то деньги, а через год-два совсем немалые. Однако Гарольд покончил жизнь самоубийством. Чарли так никогда и не понял, почему он это сделал. Соколов предложил Чарли выкупить его долю. Он решил заняться бизнесом по продаже недвижимости, предвидя на этом рынке бум. Чарли, таким образом, увеличил собственную долю в компании до семи процентов. Хирурги, каждый из которых приближался к возрасту, когда подводятся жизненные итоги, хотели, чтобы компания выставила свои акции на публичные торги, тогда бы они превратили свою долю в наличные. Чарли не имел представления о том, как осуществлять ПАПП (предоставление акций для публичной продажи), но его старички наняли разбитного панка из конторы Голдмана Закса, который произвел аудит всех финансов компании.

– Ты уверен, что не ошибся? – спросил Чарли.

– Уверен, – паренек равнодушно пожал плечами. – Ваша компания стоит восемьдесят миллионов долларов.

Чтобы отметить приближающуюся удачу, Чарли поселил своего отца в «Пьер-отеле» и пригласил его на обед. Теперь он мог послать Джулию учиться на юридический факультет дорогого университета, купить Элли престижную квартиру, записаться в гольф-клуб. Но его старый отец не слушал, ибо для него уже пришло время подведения итогов. Он уже толком не мог держать ложку и расплескивал суп. Его уши заросли волосами, а под глазами висели красные мешки, пиджак был велик; он устал, скучал по жене, десять лет как умершей. Человек был старым, изношенным работой, Нью-Йорк пугал его, и он был смущен пышностью отеля. «Чарли… я что-то не могу понять». Оставшееся время ему пришлось выслушивать жалобы отца на желудок, пищеварение, спазмы в кишечнике. Как оказалось, у отца были все основания беспокоиться, так как через два месяца его желудочно-кишечный тракт перестал функционировать. А без этого человек жить не может. И отец Чарли скончался. Смерть, она всегда за спиной. Отняла у него мать и отца, отняла сына, эмбрионы у Джулии. Отняла Лэрри, его напарника. И Гарольда Коля тоже. Может быть, то, что у него нет внуков, – наказание за совершенные им убийства. Сколько их было? Его никто не спрашивал, и он никому не говорил. Но знал число, подсчитал однажды. Их учили не делать этого, но однажды он просмотрел все отчеты о полетах и вывел приблизительное число. Это оказалось ужасным. Он приговорен помнить его до конца своих дней. Господи, прости меня. Элли права, я скоро состарюсь. Дай мне еще одного ребенка. Измени движение времени, Господи.

Безутешный, он бродил по темной квартире, поглядывая на освещенные окна зданий напротив. Он вспомнил кошмар, который испытал предыдущей ночью во время перелета из Гонконга.