Форсаж на крови

– Скажу вам честно, Дмитрий Ульянович: я не верю в ваши бредни о потере доверия, о репутации и тому подобной софистике… Конфликт, приведший к самоубийству Куприянова, имел вполне реальную основу. И вы знаете какую. Вашей прямой вины в случившемся нет… Ни один по-настоящему виновный человек не станет плакаться и кричать, что он виновен. – Полковник говорил как заправский психолог: вкрадчиво, доверительно и со знанием дела. – Но так обычно ведет себя тот, кто сознательно или подсознательно покрывает виновного. Кого вы покрываете, Дмитрий Ульянович? Перекатнова?

Ермаков машинально кивнул, и уже одного этого едва заметного кивка Гурову было достаточно. Крячко слегка улыбнулся. Лозинский, как всегда, оказался прав. Расколоть заведующего будет несложно. Алкогольная зависимость не способствует стойкости духа.

Дмитрий Ульянович, не спрашивая разрешения вторично, выдвинул ящик стола и трясущимися руками извлек из него бутылку водки. Затем – заляпанную жирными пальцами стеклянную рюмку и половинку надгрызенного яблока. Наполнил рюмку почти до краев.

– Меня лишат практики, – сокрушенно буркнул себе под нос старый медик, после чего немедленно выпил и откусил краешек яблока.

Не прошло и десяти секунд, как дрожь в руках Ермакова прекратилась. Еще через пять секунд он облегченно выдохнул. Налил себе новую полную рюмку.

– Витя доверял мне… – уронив голову на грудь и не глядя на сыщиков, начал свою исповедь Дмитрий Ульянович. – Всю жизнь доверял. А я его подвел… Мы вместе учились, вместе защищались, вместе начинали тут, в шестой… Эта больница была полной развалюхой, когда мы пришли. Витя поднял ее практически с нуля… Вернее, сначала мы вместе поднимали, а потом… – Ермаков выпил и постучал указательным пальцем по опустевшей рюмке. – Я как-то незаметно пристрастился к этому.

– Куприянов знал о вашем пристрастии? – спросил Гуров.

– Знал. Но верил, что я держу ситуацию под контролем. Я добросовестно выполнял свою работу… Нареканий не было, никакого криминала тоже… Но Витя прекрасно понимал при этом, что выше заведующего отделением мне уже не подняться. А Костя… Костя – наш ученик…

– Что не так с Перекатновым, Дмитрий Ульянович? – решительно перебил Лев.

– С Перекатновым? С Костей? – Заведующий поморщился. – Признаюсь, мне даже говорить об этом противно. О нем…

– Понимаю. Но поговорить все же придется.

– Да… Придется… Хотя для меня это тоже конец. Все… – Ермаков залпом осушил очередную рюмку и закусил яблоком. После принятых «на грудь» ста пятидесяти граммов он начал преображаться. Приосанился. Взгляд стал более уверенным. Речь не такая сбивчивая. Даже голос заметно прорезался. – Но рано или поздно это ведь должно было случиться. Верно, господа? Всему приходит конец. Это нужно просто принять. Принять с достоинством. С высоко поднятой головой. В конце концов, греха на мне нет… А Перекатнов… Пусть он сам за свои грехи отвечает. Как перед людьми, так и перед Богом.

– Что он натворил?

– Пересадка органов. – Ермаков снова налил себе водки. Но уже не целую рюмку, а половину. – Но не плановая пересадка, а по какой-то своей схеме. И со своей финансовой выгодой, я полагаю. В грязные детали я не вникал… Да и не собираюсь этого делать. Важен сам факт… Где-то полгода назад я заметил неладное. Костя делал операции по пересадке органов не тем людям, которые первыми стояли в списке нуждающихся. Я прямо спросил его, кому отдается приоритет? Он ответил – нуждающимся. Меня такой ответ не удовлетворил. Я поднял бумаги и знаете, что выяснил? Костин список нуждающихся состоял исключительно из людей состоятельных. Странный подход, не находите, господа? Если не верите, можете убедиться сами. Все зафиксировано в базе данных. Все – кроме главного! – Он демонстративно поднял вверх указательный палец. – Сами органы! Доноров нет. Ни по одному из документов. То есть там, конечно, имеются и документы, и доноры, но я знаю истинное положение вещей в нашей больнице. Вся Костина документация – липа. У шестой горбольницы нет таких широких ресурсов. А у Кости, получается, они есть. Где он берет органы?

– Вы его спрашивали об этом?

– В том-то и дело, что спрашивал. И знаете, что он мне ответил? Он послал меня. Меня! После всего того, что мы с Витей для него сделали. Мы растили этого парня. В итоге Костя должен был занять мое место, а затем и Витино… Я уже говорил вам, что Витя верил в меня. Но еще больше он верил в Костю. Мы оба верили… Верили в то, что Костя продолжит наше общее дело. А он просто послал меня! Сказал, чтобы я не совал свой пьяный нос не в свое дело. Дескать, он спасает жизни людей, а я… я могу их только губить. А ведь я всего один раз чуть не оступился… Всего один… И то «чуть» не считается.

– Минутку! – хмуро подал голос Крячко. – Давайте-ка внесем ясность, Дмитрий Ульянович. Без лишнего пафоса. Вы хотите сказать, что Константин Перекатнов добывал органы для своих операций незаконным путем? То есть фактически обвиняете его в нелегальной торговле человеческими органами? Я все правильно понял?

Ермаков сокрушенно покачал головой.