Форсирование романа-реки

«Вижу тебя через любовную призму, свобода – народу, и смерть – фашизму!» Она просто зачитывалась этим «Алитетом» и одно время называла Министра «глупым тюленем». В сорок восьмом Динка вышла за русского военного инструктора. И след ее потерялся. В тот самый год Министр, разумеется, был решительно против русских. И кто знает, если бы она его не бросила, может быть, все бы пошло по-другому…

Но за Динку он русским должок вернул. Правда, гораздо позже. Была у них какая-то неделя культурного обмена – в целях укрепления дружбы. Понаехали фольклорные ансамбли, музыканты, артисты, кого только не было. Открытие в театре… Их «политический руководитель», русский, торжественно передал Министру подарок, здоровенную картину, два на два метра, на сцену ее вынесли театральные рабочие. Министр тоже вручил подарок, работу нашего известного скульптора, какой-то железный шар весом килограммов в двадцать, не меньше. А русский-то, не предполагая, что эта штукенция такая тяжелая, не удержал ее. «Eh, raz, escho raz!» Подарок так хряпнул его по ноге, что пришлось срочно дать занавес. Вот тут Министру и вспомнилась Динка.

– Котик, брюки долой! Ты проиграл! – воскликнула Ванда и захлопала от радости.

– Почему брюки?! Сначала идут носки, – возразил Министр.

5

– Заходите, заходите, господин Прша. Я очень рад, – сказал Жан-Поль Флогю, проводя Пршу в свои апартаменты. – Рауль! У нас гость.

Темноволосый Рауль вместо приветствия кивнул головой и, направляясь к бару, спросил:

– Мошно вам предлошить выпить? Говорил он по-хорватски, но почему-то вместо «ж» выговаривал «ш».

– Мошно, – растерялся Прша.

– Что вы думаете насчет бутылки шампанского? – вмешался по-французски Жан-Поль.

– Oui, merci, – кивнул головой Прша, закинул ногу на ногу и, подняв брови, заявил торжественным голосом: – Я, собственно, пришел еще раз поблагодарить вас за великолепный обед. Знаете, это, конечно, была наша обязанность. И если бы мы были лучшими организаторами…

– A, party… Ерунда. Я могу позволить себе такие удовольствия. Знаете, господин Прша, я богатый человек, – сказал Жан-Поль с призвуком легкой скуки в голосе. Прша подумал, как это прекрасно – быть богатым и относиться к этому с таким презрением.

– Нет, нет, это было нашей обязанностью, – настаивал Прша. – Однако наш министр…

– Понимаю, – прервал его Жан-Поль. – Все будет по-другому, когда министром станете вы!

– Простите?! – опешил Прша.

– Мне кажется, втайне вы об этом мечтаете, разве нет? – сказал Жан-Поль, закуривая свою толстую сигару.

– Ну… – заволновался Прша.

– А раз так, то так тому и быть, – спокойно и без малейшей иронии продолжил Флогю.

Прша растерялся. Он был озадачен тем, что при всем своем достоинстве и солидном возрасте Флогю так по-детски быстро и легкомысленно сделал такой вывод.

– Не знаю… – сказал Прша и пожал плечами.

– К тому же вашего престарелого министра, как мне кажется, в недалеком будущем ждет инфаркт!

– У него уже был один, – оживился Прша. – Но откуда вам это известно?!

– Опытный глаз пожилого человека, мой дорогой, не более того. Я распознаю своих сверстников по предательским капиллярам на щеках, которые свидетельствуют о состоянии их кровеносных сосудов, по мешкам под глазами, которые говорят об их почках… Ах какая славная тема! Я, в сущности, просто хотел сказать, что мне было бы приятнее видеть на его месте вас.

– Я всего лишь обычный писатель, месье, – как можно скромнее вставил Прша и опустил взгляд на бокал с шампанским. Старый француз нащупал его больное место! Значит, все-таки это заметно! Министр, этот старый конь с несомненными признаками старческой эротомании, порядком надоел Прше, он устал писать старику выступления, выслушивать его глупости – одним словом, быть мальчиком на побегушках.

– Писатель, который написал столько книг, сколько написали вы, у которого только что вышел прекрасный роман, который больше всего в жизни любит и ценит литературу, а об этом вы говорили мне за обедом, – такой писатель может сделать для литературы гораздо больше, чем дряхлый министр.

– В принципе да, – осторожно начал Прша.

– Вот видите. О том я и говорю. Вам действительно нужны широта, размах, стимул, настоящий стимул, – сказал Жан-Поль, подчеркивая слово «стимул».

– Повторяю, я всего лишь писатель, – подчеркнуто скромно заметил Прша. Жан-Поль замолчал и некоторое время разглядывал Пршу, пуская своей толстой сигарой кольца дыма.

– Вы знаете, на сколько языков переведена Агата Кристи? – вдруг спросил он.

– Я, право, затрудняюсь… – смутился Прша.

– На сто три языка, – сам ответил Флогю и посмотрел на Пршу, ожидая его реакции. Прша только, пожал плечами.

– Теперь представьте, – продолжал Жан-Поль, – ваш роман «Золотой палец» хотя бы на трети этих языков.

– Этого я представить не могу, – сказал Прша искренне.

– Рауль! – обратился Флогю к Раулю. – Поиграйте немного с вашей игрушкой!

Рауль, который все это время молча наблюдал за собеседниками, подошел к письменному столу, сел и открыл черный чемоданчик. Прша увидел маленький светящийся экран и услышал звуки клавиш компьютера.