Форсирование романа-реки

– Сечешь, старик, – сказал Пипо уже тише, – этот город уже много лет просто уничтожает меня. Он пожирает всю мою энергию. Я мечтаю, постоянно мечтаю, я даже днем живу как во сне. Я живу как в фильме. Мне страшно хочется жить в американском фильме, где всегда постоянный moving, а приходится жить в отечественном кино, где весь moving состоит в том, что фраер разбивает пивную бутылку о собственную голову, а потом руками сжимает стекло. А после этого плачет. Или в чешском, где тип целый день напролет квасит ноги в ручье и задается вопросом в стиле: кто лучший друг человека?

– Ну… наверное, собака, – осторожно предположил Марк.

– Нет! Ответ – кровать. Кровать!

– Так это же отлично!

– Тебе и это отлично?! Как ты не понимаешь?! Я – глубоко асфальтовый фраер, если ты сечешь, что я этим хочу сказать, и мне нужен moving, а не ручей и не кровать!

– Перемешай-ка, – спокойно сказал Марк и поставил перед Пипо миску с густой массой. Пипо взял деревянную ложку и начал мешать… Марк вытащил из кармана мешочек с «травкой», папиросную бумагу и скрутил joint. Сначала он сделал несколько затяжек сам, потом передал сигарету Пипо.

– На, затянись, полегчает…

Пипо несколько раз затянулся, вернул сигарету Марку и продолжал мешать соус.

– Стой, хватит! – распорядился Марк и взял у Пипо миску. Топчась у плиты, он бодрым голосом сказал: – Насколько я успел заметить, тебе здесь не так уж сильно нравится?

– Не знаю, – ответил Пипо мрачно.

– Хочешь, поменяемся?

– Как это?! – уставился Пипо на Марка.

– Раз ты заговорил про кино, скажи, ты смотрел «The Passenger» Антониони?

– Нет.

– Ну, в этом фильме есть один тип, его играет Jack Nicholson, и вот он в какой-то гостинице, вроде как посреди пустыни, натыкается на свеженький труп в соседнем номере. Тут его вдруг осеняет забрать себе паспорт этого трупа и сунуть ему в карман свой. Так он в момент меняет свою личность и начинает жить жизнью того, другого. Я имею в виду труп, – сказал Марк, затянулся несколько раз и протянул сигарету Пипо.

– И что Jack Nicholson получает в конце?

– Его убивают.

– Убивают?!

– Я же не говорю, что мы с тобой должны стать трупами, мы можем просто поменяться местами. Мы с тобой похожи, вот ты отправляйся к моим, а я останусь с твоими, мне здесь нравится…

– Погоди, как ты это себе представляешь, у тебя же дома наверняка есть…

– Жена и дети! Посмотри…

И Марк вытащил из заднего кармана бумажник, а из него фотографию.

– Вот так штучка! – восхищенно свистнул Пипо.

– Ага. Это моя Jenny, а это Burt и Thomas, мои ребята.

– Но у меня никого нет… Только мама.

– Сойдет и мама!

Пипо взглянул на Марка и расхохотался. Расхохотался и Марк. Пипо вдруг посерьезнел, почти с благодарностью посмотрел на Марка и сказал:

– Знаешь, только ты сейчас не смейся, вот я иногда, когда сижу в уборной, смотрю на электрическую лампочку и думаю: вот Никола Тесла,[20] он бы наверняка согласился, чтобы ему яйца отрезали, лишь бы изобрести электрическую лампочку. И мне даже начинает казаться, что внутри этой лампочки я вижу его отрезанные яйца, и я тогда думаю, что именно благодаря этому я могу сейчас сидеть на унитазе и мне тепло и светло, и я дальше думаю: ну а я, чем я готов пожертвовать ради человечества? Или хотя бы ради небольшой его части?

– Напиши роман. Великий, – серьезно сказал Марк.

– Как я могу написать великий роман, если я живу маленькой жизнью? – спросил Пипо, обращаясь скорее к самому себе…

– Знаешь, что мы с тобой сейчас сделаем в этой маленькой жизни? – бодро ответил Марк. – Съедим спагетти, а потом скрутим еще один славный толстый joint, а?

– Ага, – сказал Пипо и почувствовал, что челюсти его расслабляются, а уголки губ медленно ползут вверх.

12

Сабина спит. Ее молочно-белая грудь выскользнула наружу и, как в гнезде, лежит в складках простыни. Руки Сабина сложены и подсунуты под подушку, ноги, немного согнутые в коленях, аккуратно сомкнуты. Сабина спит правильно, как на рисунке-инструкции «Положение во сне». Положение номер один. Обычное.

Судьба вытащила из шляпы бумажку с его именем и подала ему знак. Этот знак – Сабина. Кто-то спустил сверху шелковую веревку, и теперь Трошину нужно решать. Старик Гинзбург стоит посреди пустой комнаты и ждет. Одну руку он держит в кармане, вторую часто и беспричинно поднимает вверх. Кто она, та молодая женщина с фотографии в рамке у него на стене? Или это больше не важно?

Сабина пошевелилась и повернулась на спину. Положение номер два. Детское. Так спят здоровые дети. Положив руки поверх одеяла. Ее грудь теперь скрыта простыней. Грациозно лежащие руки с голубыми жилками под почти прозрачной кожей. На веках перламутровый туман сна. Так спят ангелы.