И оказался прав. Через несколько дней после этого странного разговора, когда директор был в зале одного из самых больших среди трех секторов ближайших супермаркетов, его кто-то требовательно дернул за рукав. Она была все в той же одежде, но уже с чистыми лицом и собранными в пучок волосами. И опять не произнесла ни слова.
Она повела его в самый дальний отдел, куда мало кто добирался. Сквозь полки с условно дешевыми армейскими сухпойками, которыми сейчас питались почти в каждой семье, в бакалею. Девочка посмотрела на Альберта и опять собрала те же самые продукты. Подумала немного, но все же взяла соевую колбасу, пару пачек риса и бобов, которые остались еще с довоенных пор и стоили ужасно дорого. Джойс ее не останавливал, даже когда сумма покупки превысила четверть его месячного дохода.
Уже нагруженная пакетами, суровая и полная решимости, она обернулась и серьезно так, даже с вызовом, сказала директору.
— Когда я вырасту, у меня будет много денег. Я смогу купить себе все, что пожелаю.
И Джойс ей поверил. Такие дети, как она, как он в свое время, пережившие конец света и дальнейший упадок, рано перестают быть детьми. Они понимают, чего хотят, и идут к этой цели.
Опираясь на свой богатый опыт, Альберт думал, что больше не увидит ее. Слишком она была горда и независима, чтобы явиться вновь. Но ошибся. На следующий день секретарь сообщил, что к нему пришли.
В кабинет буквально ворвался человек. Из местных — загорелая кожа, курчавые волосы, черные глаза. В одной руке он держал множество пакетов, а в другой тащил за собой старую знакомую Джойса.
Родственники? Непохоже. Девчонка белокурая, со светлой кожей, явно не отсюда.
— Здравствуйте, простите, пожалуйста, простите мою дочь. Мейн не воровка. И никогда раньше не…
Все-таки дочь.
— Прошу вас, успокойтесь. Она не воровала. Это я купил ей все.
Больше десяти минут пришлось потратить, чтобы человеку, назвавшемуся Казимом, объяснить как все обстояло на самом деле. В конце мужчина расплакался, а Альберт растерялся. Он так отвык от слез в мире, где слабым не было места, где проявлять эмоции почти разучились и все занимались лишь одним — выживанием. Но Казим немного успокоился и стал рассказывать.
— С матерью Мейн мы давно поженились. Я тогда инженером был, получал хорошие деньги. А потом этот кризис. Работы лишился, еле-еле промывочником устроился. Работаешь по двенадцать часов, а деньги мизерные. Но у других того хуже. Так ей и говорил…
— Ушла? — Сразу понял Джойс.
— Я ее не виню, привыкла к хорошей жизни. А тут военный из первого дивизиона, богатый, влиятельный. Уехала, в общем. Ему она с ребенком не нужна, да я бы Мейн и не отдал. Но все же звонит каждый конец месяца, справляется, что и как. Пару раз даже деньги отправляла. Последний раз я ей приехать предложил, а она рассмеялась. Сказала, что у меня еды нормальной даже нет, одни сухпайки. И вот вчера, как обычно, набрала. Связь у нас плохенькая, старая, аудиальная, на сетевизоры денег нет, так вот я с ней по трубке и говорю. Тут Мейн интерфон выхватывает и начинает кричать, чтобы мамочка приезжала, у нас и торт есть, кофе с молоком, как она любит, и колбаса…
Мужчина снова расплакался, а Джойс смущенно похлопал его по плечу. Маленькая девчушка по имени Мейн, пообещавшая, когда вырастет, купить себе все, что угодно, угрюмо ковыряла носком ботинка пол. И Альберт вдруг понял, что этот ребенок когда-нибудь переступит через других, но добьется того, чего хочет.
— Признаться, я думал, ты сейчас начнешь открещиваться от Гризли и говорить, что тебя подставили.
— Зачем? — Мейн обворожительно улыбнулась. Она скинула маску скромной провинциалки, показав коготки и обнажив острые зубки. Признаться, эта Мейн мне нравилась гораздо больше, чем предыдущая. Она была живая, ее попросту хотелось, как хочется обаятельных стерв на каблуках с ярко накрашенными губами. — Я же не полная дура. Отпираться бессмысленно, не знаю как, но вы меня вычислили. У меня есть пара предположений на этот счет, но я оставлю их при себе.
— Даже не поделишься предположениями? — сделал страдальческое лицо я.
— Даже не поделюсь, — передразнила Мейн. — Сносить когда будете?
— Никогда, много чести тратить на тебя Славу, — я перестал играть, голос стал жестким и холодным. — Сама уйдешь.
— У каждого игрока есть возможность отказаться от форта, — благодушно, точно разговаривал со своей младшей сестрой, объяснил Ши. — Постоянно ее использовать нельзя, если я не ошибаюсь, не чаще раза в трое суток, но думаю, с этим проблем не возникнет.
— Не возникнет, — презрительно бросила Мейн.
— Барбара, ну ты и сука! — Вскочил Леха. — Мы столько сделали для тебя, ты стала одной из нас и продала, с потрохами!
— Не продала, а сдала, разница есть, — холодно ответила девушка. — Если бы за это можно было получать деньги, то я давно разбогатела.
— Тогда ради чего? — Поинтересовался я.