Фортуна

Левдал работал рассеянно, поглядывая на часы, стоявшие на камине, перед большим зеркалом. Он вообще часто поглядывал в зеркало и любил даже сидеть так, чтобы видеть свое отражение.

Вошел Маркуссен и доложил: «Директор банка, Кристенсен!»

Профессор был крайне озадачен: что могло понадобиться директору банка сегодня? Совсем недавно, лишь позавчера, они виделись на фабрике, на заседании правления. Заседание прошло не так гладко, как можно было ожидать.

Настроение у многих было несколько необычное. Но уж если директор банка решил прийти в такую погоду, то, видимо, хотел первым узнать о рождении наследника.

— С добрым утром, господин директор! Как это вы отваживаетесь выходить в такую бурю?

— Я люблю, когда «ветер подгоняет меня», как говаривал покойный Рандульф.

Директор банка подвинул стул и сел около стола; видимо, он был в шутливом настроении и расположился надолго, что уж вовсе не устраивало профессора.

— Я пришел поговорить с вами только о вопросах, касающихся фабрики, но о таких вопросах, затрагивать которые на заседании правления я не хотел.

— Мне даже показалось, что у господина директора возникают некоторые опасения и страхи?

— Именно! Именно! — добродушно ответил Кристенсен. — Я, так сказать, вырос среди бумаг и векселей. Я знаю, что таким способом нелегко воспитать в себе качества смелого человека, неправда ли, профессор?

— Мне кажется, не особенно легко применить опыт работы в финансовом учреждении к работе на промышленном предприятии вроде фабрики.

— В этом отношении вы правы, господин профессор, это просто невозможно! — отвечал директор банка. Откинувшись на спинку стула, он привычным жестом провел рукой по лицу. Он был серьезен, важен и держался с апломбом, как обычно, когда чувствовал себя хозяином положения.

Заметив это, профессор держался тоже суховато и важно сидел в своем широком кресле перед статуэткой Фортуны, которая, склонясь, протягивала ему венок.

С минуту они молчали. Ветер шумно бросался на крыши домов и потрясал обнаженные ветки лип, а старые листья, вода и песок шуршали по плитам тротуаров.

— Погода не особенно приятная для дальнего путешествия, — вполголоса произнес директор банка.

— А вы собираетесь в дальнее путешествие?

— Ну да, я уезжаю в Карлсбад, как обычно.

— Но это ведь еще не скоро?

— Да нет; в этом году я хочу поехать в начале сезона: это дешевле. Времена приходят такие, что нам всем, и большим и малым, придется, учитывая будущее, сократить свои расходы.

— Ну нет, этому я не верю! — горячо воскликнул профессор. — Господи! Неужели еще от чего-то нужно отказываться? У нас ведь здесь, в этой глуши, и без того нет никаких развлечений, кроме непробудного пьянства: ни музыки, ни театра, ни общественных зрелищ! Нет! Нет! Не надо думать, что жизнь здесь станет еще более серой и тусклой! Уж скорее я поверю наступлению нового времени, когда жизнь станет и светлее и легче — и для богатых и для бедных!

— Будем надеяться, господин профессор! Приятно слышать от вас такие слова! Дай боже, чтобы ни оказались правы!

— Но посмотрите вокруг, Кристенсен! Посмотрите, как одно предприятие дает жизнь другому!

— Ну, положим, не все они в одинаково хорошем состоянии.

— Вы так полагаете?

— Я полагаю, например, что в текущем году нашей фабрике не хватит оборотного капитала.

— Оснований для опасений нет. У нас большие запасы продукции, и в случае реализации…

— В случае реализации мы понесем крупный убыток, — спокойно перебил директор банка. — Я знаю, что предприятие много задолжало вам; если вы очень терпеливый кредитор, то, конечно, рано или поздно деньги к вам вернутся, но…

— Моя уверенность в надежности «Фортуны» неограниченна, — отвечал профессор, хлопнув рукой по столу.

— Это неплохо; но если фабрика уплатит вам все, что вам должна, то дивиденд, конечно, не будет велик.

Профессор сделал нетерпеливое движение. Ему стоило большого труда с помощью Маркуссена вывести положительный баланс предприятия; но он скорее уж готов был рисковать своими собственными деньгами, чем допустить, что дела «Фортуны» пошли плохо под его руководством.

— Я боюсь, что на предстоящем заседании правления мы должны будем потребовать значительной доплаты по акциям, а это, без сомнения, ляжет на многих тяжелым бременем. У меня лично не менее пятнадцати акций, — вполголоса сказал директор банка.

— Нет! Это уж просто смешно! Вам, может быть, кажется, что у вас слишком много акций «Фортуны»?

— А не желаете ли купить хоть штучек пять?

— Купить? Ну что же! Ладно! Покупаю пять акций.

— Сколько дадите?

— At pari — по паритету.

— Хорошо! — сказал директор банка. — У меня каждая акция по тысяче крон. Сколько вы возьмете?

— О! Вам, вероятно, сегодня плохо спалось, Кристенсен! — засмеялся профессор несколько принужденно.

— Я никогда не сплю хорошо весной, — отвечал тот, поднимаясь, чтобы уходить.

На пороге профессор шутливо сказал:

— Вы получите свои акции обратно по той же цене, когда мы в будущем году уплатим десять процентов дивиденда!