А еще я регулярно пролистывал доставляемые почтальоном газеты. Служба почтовой рассылки и доставки в Росии вполне на высоте, так что очередной номер суздальского «Царедворца», владимирского «Ратоборца» или калужских «Ведомостей» появлялся у меня на столе всего лишь с суточным опозданием. О событиях в Закавказье сообщалось довольно скудно, без победных реляций и шапкозакидательства. Даже в специализированном «Ратоборце» публиковалась лишь сухая сводка о боях местного значения и ни слова о готовящемся генеральном наступлении, которое по моим внутренним ощущениям, должно произойти со дня на день. Интересно, как там мои парни. Присланный вместо меня на должность командира взвода штабс-капитан Дубинин Сергей Афанасьевич мужчина лет за тридцать показался мне человеком серьезным основательным, хоть и неопытным в диверсионно-снайперском деле. Ничего, парней я поднатаскал изрядно, надеюсь, ему хватит ума не начать переиначивать по своему разумению установленные мной порядки. Станет чудить, я за ребят не ручаюсь, на войне всякие случайности происходят, пуля хоть и дура, но, в некоторых случаях, умна, даже чересчур.
Как я уже отмечал, состояние ничегонеделания продлилось для меня до конца января. Двадцать девятого числа ко двору Третьяковой прибыл нарочный в чине подпрапорщика и вручил пакет лично мне в руки под роспись. Гостеприимная Егоровна попыталась «хотя бы чаем» напоить гостя. Однако тот вежливо отказался, сославшись на какую-то срочную надобность, и тут же отправился восвояси.
В солидном пакете из вощеной бумаги с надписью «Андрею Драгомировичу Воронцову лично в руки» лежал прямоугольный лист плотной бумаги формата примерно А6. На нем русской каллиграфической вязью было напечатано:
Рядом размашистая царская роспись, дата от руки 25.01. 1859 г. от РХ, и все это завизировано круглой гербовой печатью с распластанным в полете фениксом.
Лаконичненько, прибыть такого-то числа, к такому-то сроку и всё. Да, еще форма одежды упомянута. Тут же пришло на ум нечто легкомысленное из советского культурного наследия и незамедлительно мной пропето:
У Егоровны аж челюсть едва до пола не отвалилась от моей столь беспардонной фривольности. Тут от самого царя приглашение поступило, а этот фигляр «несурьёзные» куплеты распевает. Как и полагается, я был подвергнут легкой обструкции. Ладно, она здесь главная, ей сам бог велел поучать нравственности расшалившегося не по делу подопечного.
Я все-таки попытался возразить:
— Полноте, дражайшая Василиса Егоровна, ну прислали приглашение в царские палаты и что с того? Я для них как тот мураш, что летом в лесу по былинке ползет — увидел, заинтересовался, насмотрелся, дальше пошел и тут же позабыл о существовании твари божьей, ибо таких как я у нашего царя-батюшки миллионы, и голова у него не с паровозный котел, чтобы обо всех помнить.
— Тут, Андрей, ты абсолютно неправ, — встрял в разговор Пров Николаевич, — получить приглашение во дворец великая честь. К тому же там тебя не наказывать станут, а награждать. Так что фиглярство в данном случае неуместно.
— Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь, — неожиданно даже для себя выдал я.
— Весьма неожиданно, молодой человек, — весело заулыбался Викентий Дормидонтович. — Неплохо подмечено. Откуда цитата?
Я пожал плечами:
— Не помню, где-то подслушал ненароком. — Ну не рассказывать же им, что когда-то в одной далекой-далекой галактике жил человек по имени Александр Сергеевич Грибоедов, перу которого принадлежат эти бессмертные строки. Впрочем, вполне вероятно, что из-за различий в характеристиках темпоральных потоков, великому поэту и дипломату еще предстоит родиться в том моем времени.
Тут же отметили приглашение в узком семейном кругу. Третьяков слегка перебрал алкоголя и, как «матерый царедворец» пытался поучать меня, как себя вести перед высочайшими лицами государства: