Форварды покидают поле

Да и я тоже хорош: пи разу, болван, не пригласил Зину в кино или в сад на концерт, даже не предложил сходить вместе на пляж, хоть она дважды намекала, что хотела бы научиться плавать. Пока я разыгрывал из себя гордого рыцаря, этот прыщавый Севка не дремал. И что она в нем нашла? У него на лице синее родимое пятно, и вообще он противный. Может, пройти мимо них, беспечно поглядывая по сторонам? Пусть Зина увидит меня, пусть в ней заговорит совесть. Нет, в актеры я не гожусь, такая роль мне не по силам. На миг, пока закуриваю папиросу, я теряю их из виду. Все-таки курение успокаивает, во всяком случае я чувствую себя значительно уверенней после двух-трех затяжек. Проталкиваюсь сквозь толпу. Шелковая косоворотка мелькнула у самого входа в зал и исчезла за дверью. Этот нахальный Севка не будет сидеть истуканом полтора часа. Клянусь, он уже гладит Зинину ручку, ее тонкие длинные пальцы.

Подавленный, бреду по Крещатику. В Купеческом саду гремит музыка милицейского оркестра. С тяжелым сердцем спустился я к Цепному мосту, там знакомый лодочник переправил меня на левый берег.

Неприятности всегда идут косяком, как сельдь в море. На берегу меня встретил бешеным лаем Санькин Трезор. Будь они трижды прокляты, этот Трезор и все псиное племя! Любая плюгавая сука при моем появлении ощетинивается и злобно рычит, точно я собираюсь откусить у нее лапу. Шпицы и дворняги, пудели и сеттеры, таксы, мопсы, пинчеры, терьеры, волкодавы, даже уродливые бульдоги и жалкие болонки так и норовят впиться зубами в мою ногу или в ягодицу.

Санька все это отлично знает, зачем же он привел своего Трезора?

— На кой черт ты взял собаку? Я с ней в лодку не сяду.

— Вова, лучшего сторожа не найти. Иначе придется ночью дежурить по очереди.

— Плывите тогда без меня, такого уговора не было, — не сдавался я, держась на почтительном расстоянии от пса.

— Не дрейфь, Вовка, — примирительно сказал Степка, — ты будешь на корме, а Трезор — на носу. — При этом он солидно посасывал знаменитую батину трубку. Чашечка ее была сделана в виде головы Мефистофеля.

— А еще прешься в капитаны, — презрительно сказал я. — Нос корабля должен быть свободен, иначе мы не сделаем и трех узлов в час.

Я достаточно начитался книг о пиратах и морских сражениях и среди ребят слыл авторитетом по этой части.

— Вовка, вот те крест, Трезор не кусается, он только лает, — стал уверять Санька. — Погляди. — Он ударил Трезора босой ногой в бок, на что тот ответил жалобным повизгиванием. — Отвечаю головой, что Трезор тебя не укусит.

— Я свидетель, — согласился Степка, — факт! И потом Трезор ведь не бешеный, если и укусит — уколов делать не надо. Факт! Пошли к лодке.

Я поплелся за ними по песку. Над куполами Лавры выплыл месяц, и мне почудилось, будто он смеется над моей трусостью.

Я хорошо знаю залив, где стоит паша лодка, но сейчас в темноте ориентируюсь плохо. Вода в реке густая, как студень, и темная, как тушь.

Лодка оказалась основательно нагруженной: рыболовная снасть, одежда, запасы еды. Мы подтянули ее на песок и стали устраиваться на ночлег. Растянувшись на теплой после знойного дня земле, я молча гляжу в синее небо.

Не хочется сознаваться, но встреча у кинотеатра больно ранила меня. Где сейчас Зина? Сеанс уже закончился. Веселая и довольная, она идет в сопровождении Севки домой.

— На, лопай, — прервал мои размышления Степка, протягивая ломоть хлеба и половину луковицы, густо посыпанную солью. — Кажется, капитана потянуло к мамусе, — ядовито замечает Степка. — Совсем приуныл, факт.

— До чего красиво ночью на Днепре! — мечтательно произнес Санька.

— Еще бы, — согласился Степка, — такой красоты нигде не увидишь.

— Ну положим, а на Миссисипи? — Я вспомнил Марка Твена.

— А ты там был? Факт, не был.

— «Факт», «факт», — передразнил я его. — А ты читал «Тома Сойера»?

Степке явно не хотелось сознаваться в своем невежестве, потому он оставил вопрос без ответа и стал разглагольствовать:

— Вот бы махнуть на нашем бриге по всем морям и океанам. По Днепру до Черного моря, а там через Дарданеллы в Средиземное море и до самого океана…

— Пешком? — перебил его Саня.

— Почему пешком? А лодка зачем?

— Чучело гороховое, а лодку ты пронесешь на горбу через пороги?

Я пытался представить себе путь в океан, но Босфор, Гибралтар и Дарданеллы смешались в моей памяти, теперь бы я наверняка получил «неуд» по географии.

— Нет, хлопцы, — примирительно сказал Степан, — все-таки здорово мы придумали, факт. Жить, как вольные птицы, никто тебя не понукает, делай, что хочешь: работай, пой, спи… Каждому человеку надо, прежде чем жениться, свет повидать, а то ведь потом будешь ходить на поводке, как Трезор.

Точильщик всегда был склонен к философии.

Рассвет еще только заклубился на востоке, а хлопцы уже поднялись. Под покрытым утренней росой брезентом знобило, но ногам было тепло: они покоились на мягкой шерсти Трезора, свернувшегося калачиком. Осознав это, я окончательно проснулся.

На корме «Спартака» уже полоскался красный флажок.