Форварды покидают поле

Ася жила у трамвайных мастерских, в крохотном домике, с такими оконцами, как в теремке. Ее хижину мы с Саней могли бы перенести на плечах. Встретила нас Асина мама. Ее не трудно узнать, хотя они с дочерью совсем не похожи. Именно такой я себе и представлял Лидию Яковлевну. Она кажется молодой, даже четкая серебристая проседь в каштановых волосах не старит ее, а большие и чуть грустные глаза так и притягивают. Такой я представлял себе Веру Павловну из романа Чернышевского «Что делать?».

Встретила нас Лидия Яковлевна запросто, как старых знакомых.

— Очень хорошо, что вы пришли. Девочки мне о вас рассказывали. Это ты — Саня?

— Я.

— Ну, а теперь легко определить, кто Вова,— рассмеялась Лидия Яковлевна.

Из соседней комнаты слышалась знакомая песня:

Там, вдали за рекой,

Засверкали огни,

В небе ясном заря догорала,—

Сотня юных бойцов

Из буденновских войск

На разведку в поля поскакала.

Мы вошли туда, и я сразу почувствовал себя лишним. Выходит, не всегда в глазах можно прочесть правду, особенно в глазах девчонки... Рядом с Зиной сидел, небрежно развалясь, Севка Корбун. Меня бесят его барственные манеры, шелковая косоворотка с серебряным кавказским ремешком и даже пробор, будто прочерченный линейкой. Зачем я приперся, дурак!

— Вова, милый, пришел! Умница! — бросилась ко мне Зина, точно одного только Радецкого ей и не хватало.

— Садись рядом,— потянула Зина меня за руку. Свободных мест нет, и я охотно сажусь с ней на один стул, предвкушая сладкую месть. Покипятится сегодня пан Корбун! Зина запросто держит меня за локоть. Сидеть не очень удобно, но приятно, и я вместе со всеми пою: «Ты, моряк, красивый сам собою»,— и незаметно играю мускулами правой руки — пусть Зина ощутит силу моих бицепсов.

Она предлагает мне печенья и, дохнув блаженным теплом в ухо, шепчет:

— У тебя под кожей стальные шары.

— Ничего особенного, обычные мускулы.

— Не скромничай. Ты и сам, наверное, любуешься их игрой.

Ее шепот наполняет меня волнением, я готов слушать Зину всю жизнь.

— В восемнадцать лет ты станешь Иваном Поддубным.

Аромат ее дыхания пьянит. Сева Корбун сидит, как изваяние. Ни один мускул не дрогнет па его лице. Неужели ему не интересно, о чем мы шепчемся? Железная выдержка! А я считал его пижоном. Пока он равнодушно грызет яблоко, я прикасаюсь губами к мочке Зининого уха и спрашиваю:

— Знаешь, что будет в восемнадцать лет?

Она щурит глаза и отрицательно покачивает головой.

Тогда, набравшись смелости, я прикасаюсь губами к ее нежной шее. Зина отшатнулась, словно ее обожгло, и мучительно покраснела. Потом она отодвинулась и осторожно поглядела кругом, проверяя, видимо, какое впечатление на окружающих производит наше поведение. Я сижу, точно в пьяном угаре, растревоженный и шалый, не видя никого, даже необычно повеселевшего в незнакомом обществе Саню.

ЧТО ТАКОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Зина перекочевала к Севке, тот сидит ко мне спиной, вызывая острое желание садануть его кулаком по затылку. Подумаешь, Александр Македонский! Во всем его поведении сквозит оскорбительное равнодушие к людям. Ха... Юлий Цезарь. Интересно, а если я действительно садану, хватит ли у него смелости дать мне сдачи?

Сердце забилось от волнения, я уже весь поглощен одной мыслью — куда нанести удар. Дрожа от нетерпения, поднимаюсь со стула и вдруг чувствую, как Саня берет меня за руку. Берет? Нет, он так сжимает руку в запястье, будто ее зажали в тиски,

— Выпей холодной воды, псих! Чего взбесился? Сядь! Я скажу Зине.

— Не смей!

— Тогда пойдем послушаем, о чем рассказывает Лидия Яковлевна.

За небольшим круглым столом вокруг Лидии Яковлевны сидят мальчики и девчонки и слушают ее так внимательно, что не замечают ничего вокруг. Зина тоже усаживается возле Асиной мамы и, улыбаясь, приветливо машет мне рукой. Сразу становится легко и покойно.

О чем шла речь раньше, сказать трудно, но когда мы подошли, Лидия Яковлевна говорила:

— Случается, что иной благородный и мужественный поступок считают подлостью. Иногда вполне достойного человека окружают презрением, как чумным кордоном, и при этом честнейшего борца называют предателем. Один и тот же поступок в глазах различных людей получает совершенно противоположные оценки.

Я глядел на горькие складки в уголках рта Асиной мамы и с интересом слушал ее.