Фотоаппарат

Этим утром, отправив сына в сад, я немного побродил вокруг железнодорожного моста. У меня не было никаких особенно важных дел, я просто шел от Кантштрассе в направлении Савиньиплац, разглядывая витрины магазинов уцененной электротехники. Большинство вещей было набросано кое-как, даже не вынуто из упаковок, рекламные плакаты на стеклах кричали о неслыханно выгодных сделках: восемь телевизоров Панасоник за две тысячи девятьсот девяносто девять марок. В одной из этих пыльных лавок, на витрине, которая, при случае, вполне могла сойти за галерею авангардного искусства были выставлены тринадцать стандартных телевизоров, классическая инсталляция в духе раннего Пайка или Востелле. Я встал перед витриной, глядя, как работают безжизненные аппараты, которые никто не переключал, не заставлял вибрировать, меняя громкость, никто не увеличивал изображение, не фокусировал, никто влюбленно не крутил их ручки, не тряс их, не дотрагивался до деталей, не касался коробки, в них не было ни звука, ни формы, ни души, ни движения, только повторенное тринадцать раз лицо ведущего, мелькающее в студии в девять часов пятнадцать минут утра (на одном экране лицо несчастного пересекала полоса). Я продолжал задумчиво брести и вскоре снова замер у витрины, на этот раз большого современного магазина с неоновой, мигающей вывеской. В витрине был представлен большой выбор видеокамер и магнитофонов, еще я изучил модели телевизоров, разнообразных, черных, серых, на блестящих подставках. Переминаясь с ноги на ногу, этаким бродягой, я постоял перед витриной и, наконец, зашел. Из-за прилавка ловко выплыл продавец и с выжидательной полуулыбкой танцующим шагом пошел ко мне, разглаживая на ходу манжеты. Я могу вам помочь? любезно спросил он.

Из окна такси, доставившего домой меня и большую коробку, я смотрел, на пробегавшие за стеклом улицы Берлина (я польстился на маленький переносной телевизор).

Делон не было дома, и я сразу прошел в спальню, чтобы установив на стуле телевизор, приятно удивить Делон, когда она вернется. Я включил провод в сеть, и на экране возник туман не то первых, не то последних мгновений мироздания, который я надеялся рассеять, настроив каналы. Сжимая пульт в руках я двигался по тревожной звездной пустоте отсутствующих программ и всякий раз, найдя канал, прищелкивал его выбранной кнопкой, сверяясь с прилагаемой к аппарату инструкцией на восемнадцати языках. На славу потрудившись, я торопливо просмотрел программы одну за другой, окидывая взглядом тот прекрасный, разнообразный, цветастый букет, который приготовил для Делон. Ведь, в самом деле, если я решил не смотреть телевизор, нельзя было лишать такого развлечения и Делон (я продолжал, однако, настаивать на том, чтобы в гостиной не пользоваться телевизором — и вот он, компромисс). Я закончил последние приготовления, отрегулировал контрастность, улучшил цвет. Да, все отлично, все в порядке. Я выключил телевизор и пошел работать в кабинет.

Мораль: с тех пор, как я перестал смотреть телевизор, в доме их стало два.

Вечером Делон села смотреть свой телевизор в спальне, сын в гостиной попросил включить мультфильм. Я еще раньше дал упросить себя разрешить пользоваться экраном — телевизор все равно уже не работал (мы даже отсоединили кабель от антенны) — как монитором, чтобы сын крутил свои кассеты на видеомагнитофоне, который из Италии привезла ему Делон. Я ушел в кабинет, куда с разных сторон влетали звуки то телевизора, то видеомагнитофона, они слышались сквозь перегородки и постоянно сталкивались с мыслями, которые я пытался развивать. В течение нескольких минут я упорно пытался сосредоточиться, но на поверхности мозга то и дело возникали разнообразные никчемные сведения, и мысли обращались в основном либо к восьмичасовому выпуску новостей первой программы немецкого телевидения, либо к воинственному Робин Гуду, чьи дублированные на французский возгласы доносились из гостиной. Я рассердился и пошел в гостиную сделать потише звук. Сын, одетый в красно-белую пижамку, сидел с ногами на диване (мой приход он принял с той безнадежной покорностью, с которой ожидают бурю) и, открыв рот, смотрел мультфильм, мечтательно двигая рукой в штанишках. Он оторвал взгляд от экрана, чтобы посмотреть, кто пришел, снова перевел его на изображение и продолжил свое занятие — мое присутствие его не потревожило. В чем дело, у тебя там чешется, в пипиське? спросил я. Нет, а что? сказал он. Я уменьшил звук и вышел (все-таки сын иногда бывает ужасно похож на меня).