Фотофиниш. Свет гаснет

Перегрин уловил быстрое сомнение, промелькнувшее на лице бутафора.

— Мы раздумываем, кому было известно о крысоловке. Получается, что практически всей труппе, — сказал он.

— Получается, что так, — сказал бутафор. Он пристально смотрел на бумажный пакет. — Это что? — спросил он.

— Где?

— Что это за пакет? Смотрите, он весь замызган.

Он был прав: сквозь бумагу просочилась жуткая влага.

— Это половина твоей крысы, Эрни, — сказал Перегрин. — Она в пакете.

— Так. Что это еще за игры? Вы вынули ее из ловушки и сунули в пакет. Зачем? Почему вы просто не сказали об этом, вместо того чтобы позволять мне выставлять себя тут полным дураком? Зачем это все? — потребовал объяснений бутафор.

— Мы не доставали ее из ловушки. Она была в сумке мистера Уэстерна.

Бутафор повернулся к Рэнги и пристально посмотрел на него.

— Это так? — спросил он.

— Именно так. Я сунул туда руку, чтобы достать палец моряка, — он скорчил гримасу, — и дотронулся до нее.

Он взял кошелку и протянул ее бутафору.

— Посмотрите сами. Там остались следы.

Бутафор взял кошелку и раскрыл ее. Он вгляделся внутрь и сказал:

— Так и есть. Следы остались. — Он уставился на Перегрина и Рэнги. — Это тот же самый чертов негодяй, что устраивал и остальные штуки.

— Похоже на то, — согласился Перегрин. — Лично я уверен в том, что это был не ты. Ты не способен так убедительно изображать недоумение. Или считать, что это смешно.

— Большое спасибо. — Он дернул головой в сторону Рэнги. — А он? Он не считает, что я это сделал?

— Уверен, что это не вы, — сказал Рэнги.

После долгой паузы бутафор произнес:

— Ладно.

Перегрин сказал:

— Я думаю, нам не стоит об этом говорить. Эрни, отчисти, пожалуйста, мокрое пятно в кошелке и положи ее обратно на стол с остальными двумя. Крысу выбрось в мусорное ведро. Мы слишком сильно на это отреагировали — вероятно, именно этого он от нас и добивался. С этого момента внимательно следи за всем реквизитом до того, как им начинают пользоваться. И никому ни слова об этом. Хорошо?

— Хорошо, — ответили оба.

— Так. Тогда расходимся. Рэнги, тебя подвезти?

— Нет, спасибо, я доберусь на автобусе.

Они вышли через служебную дверь. Перегрин сел в машину. Биг-Бен прозвонил четыре часа дня. Он сидел в машине и внезапно почувствовал, как сильно он устал и измотался. В этот час в субботу настанет решающий момент: это будет премьера пьесы, и на него ляжет тяжелое бремя. Он должен будет воодушевить актеров, должен будет надеяться на то, что случится чудо; он должен будет ощущать внутреннюю уверенность и каким-то образом должен будет передать эту уверенность актерам.

Зачем, зачем, зачем я занимаюсь постановкой пьес, думал Перегрин. Зачем я подвергаю себя этим мукам? И главное, зачем мне «Макбет»? А потом он подумал: слишком рано для таких мыслей. Еще шесть дней. О господи, помоги нам всем.

Он поехал домой, к Эмили.

— Тебе еще нужно будет выходить куда-то сегодня? — спросила Эмили.

— Не уверен. Не думаю.

— Как насчет принять ванну и вздремнуть?

— Мне нужно чем-то заняться. Я не могу собраться с мыслями.

— Я буду отвечать на телефонные звонки и, если будет что-то важное, клянусь, я тебя разбужу.

— Правда? — беспомощно сказал он.

— Давай, глупыш, ты ведь две ночи не спал.

Она поднялась наверх. Он услышал, как в ванну потекла вода, и почувствовал аромат того, что Эмили в нее добавила. Если я сейчас сяду, я больше не поднимусь, подумал он.

Он подошел к окну. За рекой стоял «Дельфин», сиявший на предвечернем солнце. Завтра повесят большую афишу. «Макбет». Премьера 23 апреля. Ее будет видно даже отсюда.

Эмили спустилась к нему.

— Пойдем, — сказала она.

Она помогла ему раздеться. Ванна была просто раем. Эмили потерла ему спину. Голова его склонилась, и в рот попала мыльная пена.

— Дунь!

Он дунул, и вокруг разлетелись хлопья радужных пузырьков.

— Не засыпай еще три минуты, — сказал ее голос. Она вынула затычку из ванны. — Давай, вылезай.

Она вытерла его полотенцем. Ощущение было забавное. Он достаточно проснулся, чтобы кое-как натянуть пижаму и добраться до кровати.

— «Сон, сматывающий клубок забот»[115], — пробормотал он.

— Правильно, — произнес голос Эмили за тысячу миль от него.

И он заснул.

IV

За рекой, совсем недалеко, если напрямик, трепетал театр, в котором возрождалась пьеса. Актеры ушли, но Уинтер Моррис и его рабочие трудились в вестибюле. Звонили телефоны. Люди бронировали места. На премьере должны были появиться члены королевской семьи, и вскоре придет представитель Букингемского дворца, чтобы отдать распоряжения на этот счет. Полиция и представители службы безопасности будут принимать решения. Должен явиться старший суперинтендант Аллейн. Специалисты по безопасности решили, что хорошо будет посадить его в соседнюю с королевской ложу. Старший суперинтендант Аллейн отнесся к этому приказу без восторга, но философски, и попросил предоставить ему еще один билет на спектакль в течение сезона, чтобы иметь возможность посмотреть пьесу, а не следить за публикой.

— Конечно, конечно, старина, — засуетился Уинти. — В любое время. Администрация предоставит тебе любое место.