— Увидите, — предсказала она. — Это людоедство! — добавила она, одарила суперинтенданта мрачным взглядом, который он не смог истолковать, хотя решил, что почти догадался о его значении, и после этого не проявила никакого желания вести дальнейшую беседу.
После ланча Аллейны поднялись наверх, в студию, где он рассказал жене историю о вторжении неизвестного и о крышке от объектива. Когда он закончил, Трой обдумала услышанное и спросила:
— Рори, ты думаешь, он все еще на острове? Этот фотограф?
— Фотограф? Да, — сказал он, и что-то в его голосе заставило ее очень внимательно на него посмотреть. — Думаю, фотограф здесь. Сейчас расскажу почему.
И он рассказал.
Остаток дня Трой провела, задумчиво разглядывая свои рисунки, и сделала еще несколько набросков. Время от времени до нее доносились звуки прибытия очередных гостей. Пейзаж за окном постепенно темнел, а лес на дальнем берегу шевелился, словно его гладила невидимая рука.
— Тем, кто прибудет на катере, предстоит неспокойная переправа, — сказал Аллейн.
Вертолет с шумом приземлился на площадке и выпустил из своих недр импозантную фигуру в черном пальто и шляпе.
— Сэр Дэвид Баумгартнер, не иначе, — прокомментировал Аллейн, не отрываясь от окна, и добавил: — Трой, ты ведь видела меня за окном? Ведь ты бы наверняка заметила фотографа, если бы он снимал через это же окно?
— О нет, вовсе не обязательно. Я ведь работала.
— Так и есть, — согласился он. — Я, наверное, пойду взгляну.
Аллейн спустился в музыкальный салон. Там сейчас не было никого, кроме Хэнли, который, судя по всему, выступал в роли оформителя сцены: он наблюдал за работой трех нанятых электриков, которые занимались освещением, и, казалось, пребывал в состоянии контролируемого помешательства. Какой бы ни была погода снаружи, внутренний климат пронизывало электричество.
Аллейн услышал, как Хэнли требовательно спросил, не обращаясь ни к кому конкретно:
— Ну и где он, черт побери? Он должен быть
Занавес, отделявший авансцену от основной сцены, был открыт, и игровую часть готовили к представлению. Между колоннами развесили голубую ткань, а центральный вход обрамляли два стилизованных снопа пшеницы. Три обильно задрапированных кресла завершали декорации.
Аллейн сел там, где ранее сидела занятая набросками Трой. Окно, о котором они говорили, все еще было открыто, портьера не задернута. Трой работала так сосредоточенно, что могла бы его не заметить, если бы он не перегнулся через подоконник.
Хэнли продолжал ругаться с электриками:
— Ну это же так просто. Вы разметили участки, где стоит мадам Соммита, и вы должны их осветить. Делайте свет ярче, когда она там, и слабее, когда она уходит. Больше никаких хлопот со светом не будет: все освещение останется таким, каким мы его установили. Зашторьте окна, и мы пройдемся от начала до конца еще раз. — Он наконец повернулся к Аллейну: — А вы видели Руперта? — спросил он. — Он должен был прийти сюда полчаса назад, чтобы дать указания по музыке. Все пошло к чертям во время генеральной репетиции. Честно говоря, это уже чересчур.
— Давайте я попробую его найти.
— Отлично, давайте, — радостно воскликнул Хэнли, а потом сделал отчаянную попытку вернуться к манерам секретаря: — Буду вам
Аллейн подумал, что охота на несчастного Руперта может оказаться столь же бесплодной, как и охота на проблемного фотографа, но ему, если можно так выразиться, повезло с первой попытки: он нашел его в поражающем воображение кабинете мистера Рееса.
Интересно, посетители должны стучать, а может, даже заранее назначать встречу, прежде чем рискнуть войти в святая святых? Но Аллейн решил поступить как обычно — открыл дверь и вошел.
Вход был отгорожен от комнаты большой ширмой из кожи — работа модного декоратора. Войдя, Аллейн услышал голос мистера Рееса:
— …напомнить вам о тех знаках расположения, которые вы получили от нее. И вот так вы решили отблагодарить ее за них: сделав из нее посмешище. Вы позволяете нам нанимать знаменитых артистов, отправлять приглашения, привозить через половину земного шара самых выдающихся людей, чтобы они послушали эту оперу, а теперь предлагаете сказать им, что представление все-таки не состоится, и что они могут возвращаться туда, откуда приехали.
— Я знаю. Неужели вы считаете, что я обо всем этом не думал? Вы думаете… Пожалуйста, пожалуйста, поверьте мне… Белла, я вас умоляю…
— Остановись!
Аллейн, стоявший за ширмой и уже собиравшийся уйти, резко остановился, словно этот приказ был обращен к нему. Это был голос Соммиты.
— Спектакль, — заявила она, — состоится. Скрипач вполне компетентен. Он возглавит оркестр. А ты, ты, который вознамерился разбить мне сердце, будешь сидеть и дуться в своей комнате. А когда все закончится, ты придешь ко мне со слезами раскаяния. Но будет слишком поздно. Слишком поздно. Ты убьешь мою любовь к тебе. Неблагодарный! — крикнула Соммита. — Трус! Вот!
Аллейн услышал ее властную поступь. У него не осталось времени, чтобы уйти, поэтому он бесстрашно вышел из-за ширмы и столкнулся с ней лицом к лицу.