Фотография

В глубине зарослей кустов, между узким проемом между стен двух домов, там, в кромешной темени, лежало оно, и оно плавными движениями словно желе колыхалось из стороны в сторону, пошаркивая то ли ногами, то ли руками по выщербленной гравием земле. Оно бесформенно, оно омерзительно, невозможно было понять, где начинается и заканчивается его или ее туловище, в какой стороне руки, в какой ноги и где вообще находится голова, от которой и исходит голос. Голос невнятный, бесполый, то ли ребенка, то ли немощной женщины. Ужас окатил меня ледяной водой, я не мог оторвать взгляда от сковавшего мое сердце непонимания и страха. А оно, не останавливая движения, приближалось ко мне из тени, оно продолжало хрипеть и молить о помощи на незнакомом мне наречии, то пропуская буквы, то переворачивая слова. Мне нужно бежать! Я не могу больше смотреть на это.

Добрался до дома за 6 минут, ни на секунду больше от того места я не замедлял своего бега, летел очертя голову и не разбирая дороги.

Мой родной дом, сколько себя помню, он всегда был бледно желтого цвета, краска уже давным-давно начала сходить со штукатурки, оголяя местами рытвины кирпичных стены. Ни в одном окне не горел свет, в воздухе запахло прелостью и смрадом стоящих по соседству мусорных баков. Кромешная ночь не отступала от меня.

Я решил не ждать приветствий из соседних кустов как несколько минут назад и направил свой уже куда более осторожный шаг в сторону подъезда. Но, зайдя во внутрь, я припустил что было мочи и взлетел по ступеням до самого верха. Пять этажей были для меня самым страшным этапом, пролет за пролетом я все больше ощущал присутствие чего-то чужого, того, что никогда в подъезде не было, но теперь все стало его домом.

Сам того не заметив, я оказался перед дверью родной квартиры, судорожно открыл сумку, замочная скважина мучительно долго не хотела принимать из моих задеревеневших пальцев спасительные ключи, но дверь была открыта, несмотря на то, что я перед этим точно ее закрывал. Но, все больше сгущающаяся в темени подъезда заставила меня забыть о подозрениях и все-таки зайти в ставшую для меня неожиданно чужой. Аккуратно ступив в квартиру, где не было света ни от ламп, ни от зашторенных окон, я запер дверь на все засовы и тихо опустился на пол, облокотившись спиной о стену. Я замер. В голове копошились страшные мысли о том, что меня может ждать на улице и что я могу сейчас встретить уже дома. Дома! Мама! Папа! Я должен их увидеть!

Поднявшись как можно тише на ноги, я подошел к двери в комнату налево, отец с матерью сколько себя помню никогда не спали в одной комнате. Приблизившись вплотную к двери, я положил ладонь на ручку и как можно спокойнее потянул ее на себя. Дверь закрыта. Это плохо, это очень плохо! Оставив мысль проверить здесь и сейчас комнату отца, я повернул стопы и аккуратными шагами направился вдоль коридора. Пол нещадно скрипел, не давая мне и шанса пройти по нему незамеченным, но я все-таки завернул из коридора в зал, а затем и приблизился к комнате матери.

Момент истины, взявшись за ручку одними лишь пальцами, я аккуратно, сантиметр за сантиметром, открывал ее против себя. Проход становился все шире и шире, но света из комнаты все не было и не было. В комнате матери было большое окно практически вдоль всей стены, оно, сколько я себя помню, всегда освещало кровать мамы, но сейчас я видел лишь одно — тьма из комнаты, она наступала и сочилась едким ядом по моим стопам. Я тихо закрыл дверь не в силах зайти в стену из мрака.

Я отошел от двери на два шага и судорожно стал искать варианты того, что мне делать дальше. На улице происходит какая-то чертовщина, в доме не лучше, а может быть даже и хуже.

Вспыхнул огонь слева от меня. Я в удивлении повернул голову и увидел окаймленную огнем фотографию деда. Его галстук из красного превратился в кровавый, глаза же впали и вместо созидания и усталости в них голубело синее пламя, выплавившее две черные непроглядные бездны.

— "Подойди ко мне", — прозвучал тихий голос у меня в голове. Мои ноги сами направили меня к дедушке, он был живым и сейчас именно он говорил со мной.

— "Ближе", — голос стал строже, легкая хрипотца сменилась бесчувственным метеллом.

Я сделал шаг, — "Ближе!" — голос больше не напоминал мне человеческий, он гулом гнева отдался в налитых набатом ушах.

— "Жизнь тебе была дана одна, но отныне ты мертв. Несчастное дитя, что обрело вечные муки во мраке покоя".

Глава III

Открываю глаза. Тьма. Пытаюсь их открыть пошире, но черный морок не уходил из моей головы. Моей головы. До меня начали долетать воспоминания, они продирали тьму луч за лучом, и я увидел, увидел себя, лежащего на диване, я с пустыми глазами вперял в потолок, одна рука лежала на груди и была сжата в кулаке, вторая рука в судороге застыла на ноже, а нож был в моем горле, и кровь багровой рекой стекала по полу и неестественно ровной полосой следовала к стенке, к месту под фотографией, где дедушка сидел за все тем же офисным столом, все так же держал телефонную трубку у рта. Я заметил, как вздрогнули его губы.