Фотография в профиль

— Перед войной я работал в магистрате, или, как теперь говорят, в городском управлении, — начал он. — Так как я хорошо владел немецким языком, то и после оккупации остался на своём посту. Бургомистра и заведующих отделами назначили из немцев, а остальных сотрудников набрали из бывших служащих магистрата. После упразднения военной администрации и образования так называемого генерального губернаторства где-то в начале 1940 года в Брадомск заявился Рихард Баумфогель вместе со своими головорезами из гестапо. Сперва он показался всем обходительным и мягким человеком. Никаких арестов ещё не было и в помине. В школе кипела работа по переоборудованию здания под штаб-квартиру гестапо. Баумфогель несколько раз наносил визиты бургомистру. Один раз он даже прошёлся по всем комнатам магистрата, знакомясь с сотрудниками и мило беседуя с ними по-польски. Однажды в марте заведующий отделом намекнул мне, что ожидается сокращение штатов, которое коснётся польского персонала. Этого пожелал Баумфогель, который, по-видимому, и обработал в соответствующем духе бургомистра. Мы не слишком опечалились, так как нашей мизерной заработной платы всё равно не хватало на жизнь. После этого неделя прошла спокойно, а затем неожиданно начались аресты: в гестапо забирали служащих магистрата, учителей и других представителей брадомской интеллигенции. Каждую ночь мы недосчитывались то одного, то другого; иногда арестовывали по несколько десятков человек. После короткого содержания в подвале гестапо арестованных вывозили в концентрационные лагеря. Не помогали ни связи, ни заступничество бургомистра-немца. Меня, к счастью, эти аресты обошли стороной. Гестапо очень быстро поставило на службу своим интересам деятельность и других учреждений в городе. У Баумфогеля были большие связи в Берлине. Немцы открыто говорили, что за его спиной стоит сам Рихард Гейдрих. Шеф брадомского гестапо умел по-разному избавляться от тех гитлеровцев, самостоятельность которых его раздражала и была как бельмо на глазу. Кое-кого из немцев он даже арестовал иод предлогом хозяйственных злоупотреблений и получения взяток от поляков и евреев. Взятки тогда брали все. Ведь немцам тоже не ахти как много платили по сравнению с нами. Поэтому каждый из них считал, что приехал в Польшу исключительно для того, чтобы побыстрее набить карман и регулярно посылать продовольственные и вещевые посылки в Германию. Не хочу сказать, что среди немцев вообще не было порядочных людей, но в оккупационной администрации в генеральном губернаторстве собралась одна шваль. Тем легче было Баумфогелю подчинить себе этих людей и манипулировать ими.

— Часто ли вам приходилось видеть Баумфогеля? — спросил прокурор.

— Поначалу довольно часто, потому что он сам приезжал в магистрат. Позднее, став абсолютным хозяином города, он эти посещения прекратил.

— Узнаёте ли вы в Обвиняемом Баумфогеля?

— Да, узнаю, У меня нет сомнений, что это он. Не было и при опознании, нет и сейчас, когда я вижу его на скамье подсудимых. Конечно, он постарел, потерял свой прусский лоск, но это тот самый человек. По такому родимому пятну я бы нашёл его и в преисподней.

— Баумфогель тоже брал взятки?

— Думаю, что от поляков не брал. Я по крайней мере не слышал о таких случаях. В нём было столько жестокости, которую он выплёскивал на заключённых, столько беспощадной ненависти к нам, что, думаю, вряд ли он брал от поляков деньги — ведь тогда ему пришлось бы связывать себя какими-то обязательствами, что-то обещать, а он этого не хотел. В то же время ни для кого не было секретом, что брадомские евреи постоянно откупались от гестапо. Руководитель местной еврейской общины регулярно поставлял в гестапо меха, ювелирные изделия, старинную мебель, произведения искусства, не говоря уж о значительных суммах в оккупационных злотых. Впрочем, это не спасло евреев от уничтожения. Часть из них вывезли в Петрков и в Лодзь, а оттуда путь был один — в газовые камеры Треблинки и Освенцима. Около трёхсот человек стали узниками небольшого местного лагеря, поставлявшего рабочую силу для фабрик Брадомска. Но и их Баумфогель позднее расстрелял, тогда как, например, евреи, работавшие в таком же лагере в Ченстохове, выжили и дождались освобождения в январе 1945 года. Мне хорошо известно, что уничтожение этих людей в нашем городе было личной «заслугой» Баумфогеля, потому что бургомистр и немецкие управляющие фабрик категорически возражали против этой акции. Конечно, не из любви к евреям, а потому что не хотели терять рабочие руки. Операция по ликвидации еврейского населения осуществлялась под непосредственным контролем Баумфогеля.

— Высокий суд, — перебил свидетеля прокурор, — поскольку об этой трагедии будут подробно говорить другие свидетели, я полагаю, что свидетель Выгленда, наблюдавший эту акцию со стороны, может опустить её описание в своих показаниях. Свидетель, — вновь обратился Щиперский к бывшему сотруднику брадомского магистрата, — не могли бы вы вспомнить, сколько времени проработал Баумфогель в городе?