Фотография в профиль

— Да. Я играл тогда в труппе военного театра. Мы давали представлений для бойцов не то чтобы на передовой, но и не в глубоком тылу. В Камень Поморский нас послали на гастроли как в очень спокойное место. Между городом и противником простирался широкий залив. Поехали туда, чтобы сыграть несколько спектаклей для квартировавших там частей Войска Польского. В одной из городских школ подыскали великолепный гимнастический зал с уже оборудованной сценой. В тех условиях о большем трудно было и мечтать. В городе было тихо, но нам всё равно не рекомендовали появляться на берегу залива. В репертуаре театра значилась патриотическая пьеса «Для тебя, отчизна!». Не помню сейчас, кто её написал. Автором, вероятно, был кто-то из моих коллег-актёров, но это несущественно. Особо глубоким содержанием пьеса не отличалась. В день её показа брюшной тиф уложил на больничную койку одного из занятых в пьесе актёров. По наш руководитель, капитан Дальч, всё же сумел выйти из положении. Он разыскал солдата, внешние данные которого, наверно, не вызвали бы сомнений в его арийском происхождении даже у самого Гиммлера. Сложного текста в той пьесе не было, и наш дублёр, парень сообразительный, быстро заучил наизусть несколько фраз своей роли. Мундир гестаповца, которого он должен был изображать, сидел на нём безукоризненно.

Зал был полон, яблоку негде упасть. В первом ряду сидело военное начальство, затем— офицеры, а за ними — солдатская братия. Многие из них, может быть, впервые в жизни оказались на спектакле профессионального театра. Успех был потрясающий. Зрители не хотели отпускать нас со сцены. В зале присутствовали какие-то журналисты и оператор с военной киностудии. Вот он-то и сделал этот снимок. К сожалению, бедняга погиб через месяц под Берлином.

— Теперь мне всё понятно! — обрадовался Рушиньский.

— Дневное представление окончилось рано. Повторить его предстояло только на следующий день. Поэтому мы спокойно ужинали, отмечая успех, когда вдруг началась артиллерийская канонада. Первый залп немецких орудий был такой силы, что изо всех окон посыпались стёкла. После этого над городом пронёсся огненный смерч. Немецкие, орудия вели прицельный огонь по городским зданиям, в том числе и по нашей школе.

— Это была артиллерийская подготовка перед контрнаступлением гитлеровцев?

— Совершенно верно. Немцы попытались овладеть Камнем Поморским. Актёры выскочили из горящей школы и начали искать укрытие. Вокруг бу-шевало море огня. Горели дома на рыночной площади, снаряды разворотили крышу древнего кафедрального собора. Наконец мы забились в какой-то подвал. Кто-то из актёров был ранен — к счастью, не очень серьёзно. Бой продолжался несколько часов, прежде чем удалось отбросить противника назад, на противоположный берег залива. О дальнейших спектаклях в этом городе не могло быть и речи. Наши автомобили, на которых мы перевозили театральный реквизит — костюмы и очень скромные декорации, получили сильные повреждения и вышли из строя. Но военные власти всё же сумели вывезти артистов в Бялоград, где имелись сравнительно приличные условия для нормальной работы.

— А что случилось с солдатом, который дублировал заболевшего актёра?:

— С тех пор я ничего о нём не слышал. Знаю, что сразу после спектакля он вернулся в свою часть, хотя мы уговаривали его остаться с нами поужинать. Объяснил, что спешит, потому что должен заступать ночью в караул. Что касается фотографа, автора снимка, то тогда он уцелел. Говорю об этом с полной уверенностью, так как видел потом его фоторепортаж — сцены из нашего спектакля, опубликованный то ли в газете «Жолнеж вольности», то ли в каком-то другом фронтовом издании. В конце войны, как я говорил, гитлеровская пуля всё же подловила нашего фотографа. Дальнейшая судьба его снимков мне неизвестна.

— Что вы можете сказать о фотографии, которую мы вам привезли?

— Думаю, что это его работа, хотя, возможно, я и ошибаюсь. Он тогда трудился на славу: сделал целую серию снимков. Обещал прислать несколько своих фоторабот, но не успел сдержать слово.

— Неужели вы впервые видите этот снимок? Ведь его недавно поместили на своих страницах почти все ведущие газеты и журналы.

— В последнее время я долго болел, лечился в санатории. Честно говоря, серьёзно просматривать прессу было как-то недосуг.

Антоний Мирецкий по просьбе подполковника любезно согласился дать официальные свидетельские показания и пообещал лично прибыть в Варшаву на процесс по делу Врублевского, если получит вызов в суд.

На обратном пути из Вроцлава в столицу Рушиньский, обожавший быструю езду, гнал как сумасшедший, так как был уверен, что автодорожная инспекция, окажись он в роли нарушителя, не будет придираться, увидев в машине старшего офицера милиции.