Фотокамера

С началом летних каникул дочери Жоржа и их мать уехали. От них пришли почтовые открытки с приветом, на открытках — виды южного острова, нежащегося под пальмами. Братья с сестрой уселись на кухне, окно которой выходит в тенистый садик, дальше виден двор, в конце его — увитый плющом кирпичный брандмауэр. Пат запаздывает, поскольку ему непременно нужно повидать старых друзей. Таддель интересуется, что за жилец снимает помещение, где «раньше находилась папина мастерская». Жорж, которому с недавнего времени «по решению семьи» принадлежит дом из клинкерного кирпича, объясняет сестре и братьям, как часто и где именно в «этой развалюхе» приходится делать дорогостоящий ремонт. Лара присматривается к братьям. Потом достает из плиты разогретую пиццу, загодя доставленную на дом. Охлажденный сидр уже на столе. Пока никто не выражает особого желания вспоминать истории из прежних времен, подчиняясь отцовским прихотям. «Папу вообще интересует лишь то, что можно рассказать в виде интересной истории», — сокрушается Таддель.

Жорж первым упоминает «ящичек», выражая сомнение, что чудеса творила бокс-камера № 54, известная также под маркой «Бокс-I». Скорее, это была следующая модель фирмы «Агфа» — «Специальбокс-64» с улучшенной оптикой, большей светосилой и видоискателем, которым Старая Мария…

Пат откликается: «Какая разница, чем она щелкала. Все равно мы верили в чудеса».

Прежде чем Таддель успевает возразить, невидимая отцовская рука подвигает к Ларе стоящий на столе микрофон.

Нас всех крестили. Вас, близнецов, и меня — еще на Карлсбадерштрассе. Тадделя — уже во Фриденау. На моих крестинах ты, Пат, расшалился в церкви, заскучав от долгого стояния, поскольку обряд затянулся. Так оно и было! Папа решил нас крестить, хотя сам ни в кого не верил; правда, церковный налог он платил исправно. Мама, как это принято у швейцарцев, воспитывалась в цвинглианском духе, а потому чуралась церковных обрядов. Тем не менее она заявила: «Если уж делать дело, то со всеми прибамбасами, как заведено у католиков». Когда подошла пора крестить Тадделя, папа вроде бы сказал: «Пусть дети потом сами решают, когда сочтут себя достаточно взрослыми: из любой компании можно уйти».

А еще он сказал: «Им не помешает в юные годы узнать, что все якобы началось с истории про яблоко и змея».

Он, несомненно, намекал, что все, дескать, считается следствием первородного греха.

Однако рассказывал он не только про Адама и Еву, но и о том, что произошло между Авелем и Каином.

Кого взяли на Ноев ковчег, а кого нет…

И что случилось позднее; рассказывал про всякие чудеса, например как Христос ходил по воде и как он одним хлебом накормил тысячи голодных людей, а калеке велел: «Возьми свою постель и ходи!»

К нам же — из-за того, что мы близнецы, — он вечно приставал с притчей насчет чечевичной похлебки, особенно когда сам варил ее — свое любимое блюдо.

Короче, нам крещение и впрямь не повредило, разве нет?

Вопрос только, пошло ли оно на пользу?

Зато с нашими сводными сестрами все сложилось иначе. Лену и Нану не крестили, они выросли у матерей нехристями. Поэтому лет в двенадцать-тринадцать Лене показалось, будто ей чего-то не хватает, и она решила непременно креститься, причем по католическому обряду, где церемония более торжественная. Крестины должны были совпасть с ее первым причастием и произойти при большом стечении народа. Какой же театр она устроила из-за платья! Сначала захотела скромное, вроде простой ночнушки, потом с рюшами и воланами, чтобы выглядеть при своем первом выходе на публику похожей на маленькую невесту.

Присутствовали среди той публики и мы оба, а еще Таддель и отец. Целый ритуал, все как по команде — встать, сесть, петь хором, опять встать…

Мике и Рике, другие сводные сестры Лены, рассказывали мне, как вы, мальчишки, и наш папа чинно сидели на скамье и громко пели.

Не, пел только отец, причем чересчур громко и жутко фальшивил.

Нам было ужасно неловко.

Хорошо еще, что отсутствовала Старая Мария. Не то она наверняка поймала бы чудесным объективом своей «Агфы» самого черта, заперла бы в темную комнату, чтобы потом…

Ясное дело, отец сказал бы: «Щелкни, Марихен! Давай посмотрим, как сатана, прикинувшись церковным служкой, станет перед самым крещением, когда Лена уже состроит благочестивую мину, нашептывать ей в левое ушко неприличный анекдот».

А Лена, ценительница пикантных шуточек, ему на это…