Фотосессия в жанре ню

Пальто он тоже узнал – и испугался до звона в ушах.

Формы у Любани Романчиковой были крепкие, но не спортивные. К финишу одиночного забега на чердак она пришла с одышкой, малиновым лицом, дрожащими коленками… И еще – с вешалкой в руке, которая в отличие от ног нисколько не тряслась. Поэтому банальная вешалка, с разбегу брошенная ее бестрепетной рукой, полетела, как боевой бумеранг, точно в цель!

Правда, с целью этой Любаня не успела определиться заранее, так что мишень для себя боевая вешалка выбрала сама. Умеют же это делать американские стингеры? А русская вешалка чем хуже?!

С пугающим звуком просвистев под низкими чердачными сводами, самонаводящаяся вешалка ударила в цинковую ванночку модели одна тысяча девятьсот тринадцатого года, сосланную на чердак еще в незапамятные послевоенные годы.

Одновременно с ванночкой, когда-то принимавшей в себя розовое гладкое тельце маленькой Анфисы Семиной, на чердак были отправлены: жестяная садовая лейка с разбрызгивателем, похожим на лишенный семечек подсолнух, противогаз с прогнившим хоботом и без одного стекла, скелет велосипеда «МВЗ» одна тысяча девятьсот сорок первого года выпуска и металлические, с никелированными шишечками, спинки старинной кровати. Все это добро было ярусами развешано на стене в лучших традициях дизайна советских коммунальных квартир.

Боевая вешалка врезалась в пятнистое чешуйчатое дно ванны с грохотом, потрясшим стену и воображение присутствующих. Оля вообще ничего не поняла, а Суворин понял, что его дело плохо, но не понял, почему и насколько.

Понимание ему крайне затруднила дореволюционная ванна, которая рухнула, как царский режим, в один миг! И при этом смела на своем пути к полу иные предметы, каковые и ухнули в едином порыве на спину и плечи Майкла.

– Мама! – пискнула освобожденная Оля, отскакивая от окна.

– Нет, это я, сестра твоя! – без особой теплоты в голосе ответила ей Любаня. – Что ж ты, Олька, творишь-то с чужим мужиком?!

В полумраке чердака слабо подкрашенное закатом окно было единственным источником света. Когда Ольга перестала загораживать его своим телом, стало видно, что с мужиком и впрямь сотворилось недоброе.

Придавленный ванной, остовом велика и кроватными спинками, Суворин походил на недоделанное и нежизнеспособное чудовище Франкенштейна. Даже велосипедные колеса, в спицах которых запутались ноги и руки Майкла, не добавляли ему мобильности.

– Ой, Вася! – вскричала Любаня, подбегая к тяжко ворочавшейся и слабо дребезжавшей куче металлолома. – Ой, нет, не Вася!

Противогаз, поймавший закатный свет, пугающе сверкнул красным глазом, его гофрированный хобот затрясся.

– Ой! Кто это?! – попятилась Любаня.

– Это не Вася, – подтвердила Оля. – Это Миша!

– Ах, вот вы где! – загремел усиленный эхом трубный глас бабки Семиной. – Смотри, Юрий Саныч, как они тут резвятся! Ажно кровать мою поломали, ироды!

– Добрый вечер! – промокнув вспотевший лоб манжетом свитера, миролюбиво и даже почти просительно произнес участковый, которому ужасно не хотелось скандала.

– А это кто? – обернулась к ним Любаня.

Вопрос «Кто это?» определенно становился самой популярной репликой вечера.

– А ты-то, девка, кто? – прищурилась на нее бабка Семина.

– Это сестра моя, Люба, – сказала Оля.

– Вона как, а?! – Бабка хлопнула себя руками по бокам, как пингвин крыльями. – Так ты, шалава, с родной сестрой тут, значит?!

– С двоюродной, – поправила Оля.

– И двое баб на одного мужика! – продолжала возмущаться бабка Семина.

– Ольга!

Оттолкнув кроткого участкового, на чердак ворвался Малинин.

– А мужиков, я вижу, двое! – с удовольствием отметил Юрий Саныч.

– Подержите, – Малинин не глядя сунул свой сверток бабке Семиной.

Та уставилась на неопознанный предмет подозрительной формы и внушительного размера со смесью ужаса и восторга.

– С тобой все в порядке? Ты цела?!

Малинин сквозь пальто ощупывал Ольгу.

– Совсем обнаглели! Вы тут прилюдно тискаться будете, ироды?! – опомнившись, взвизгнула неугомонная ревнительница нравственности бабка Семина.

– Это кто? – не прекращая осмотра, покосился на нее Андрей.

– Да никто, – ответила улыбающаяся Оля, и оскорбленная старуха задохнулась от возмущения. – Ты вот сюда посмотри. Знаешь, кто это?

– Кто это? – послушно повторил Андрей.

Внутренний голос Ольги захлебнулся весельем.

– Это он! Наш маньяк-убийца!

– В каком смысле – наш? – заволновалась Любаня.

– В каком смысле – убийца? – насторожился участковый.

– В каком смысле – маньяк? – ожила бабка Семина.

И все трое дружно спросили:

– Кто это?!

– Ооо… – Оля всхлипнула, утерла слезы нервного веселья и попросила присутствующих: – Давайте домой пойдем, а? Я вам дома все-все расскажу! Только надо бы сначала преступника как следует обездвижить, а то, мне кажется, сейчас у него ненадежные оковы. Кто-нибудь видит тут веревку?

– Мулька, ко мне! – генеральским голосом скомандовала воспрявшая духом бабка Семина.

Собачка послушалась, и хозяйка проворно отстегнула с ее ошейника поводок:

– Вот! Кожаный, длинный, он-то получше будет, чем веревка! Вяжите его, вяжите! А то ишь, чего удумал, ирод, маньячить в приличном доме!