Фототерапия: использование фотографий в психологической практике

Как врач и личность, я четверть века связан с терапией творческим самовыражением (ТТС). Все это время, как принято между коллегами и единомышленниками, я веду деловую переписку с ее автором – московским психотерапевтом, профессором М.Е. Бурно. Я посылаю ему статьи, отчеты, делюсь опытом, спрашиваю совета. Получаю литературу по терапии творческим самовыражением, рецензии, рекомендации. Однако в нашем эпистолярном общении есть одна особенность – нередко в конвертах с письмами Марка Евгеньевича я нахожу сделанные им фотографии.

Сейчас в моем архиве десятки этих бесконечно дорогих мне снимков. Говоря так, я вкладываю в понятие «дорогой» прежде всего его изначальное старорусское значение – «полезный». Главная цель терапии творческим самовыражением, по М.Е. Бурно, одного из направлений терапии духовной культурой, – творческое характерологическое познание дефензивными людьми себя, обретение ими своего, созвучного их природе творческого вдохновения, своей особенной творческой активности.

Поскольку я отношусь к числу дефензивных личностей, метод Марка Евгеньевича поначалу был для меня не предметом научного исследования, а исцеляющим, возвышающим душу средством. Индивидуальность автора метода, созвучная моей собственной индивидуальности, оживляла меня, вдохновляла, лечила, помогая чувствовать себя самим собою, ощущать, что мои творческие особенности могут помочь другим людям.

Летом 1985 г. я получил текст доклада М.Е. Бурно следующего содержания:

«Возникающее в процессе терапии творческим самовыражением целебное вдохновение есть встреча с собственными духовными богатствами… Вдохновение высвечивает в пациенте личностный “костяк” и тем самым смягчает чувство неопределенности, а вместе с ним тягостную душевную напряженность… Вернуться из тоскливости к себе и к людям возможно через любое творчество (то есть делание чего-то по своему) – писание, фотографирование, поиск необычного в обычном и т. д.».

К этой аннотации была приложена фотография с надписью: «Спасибо Вам за содержательно-светлое, важное, дорогое для меня письмо».

Фотография М.Е. Бурно

Помню эффект, произведенный на меня снимком. Едва взглянув на него, я ощутил неизъяснимое чувство спокойствия и уверенности – ведь я писал Марку Евгеньевичу, что живу в постоянном напряжении из-за того, что одесские психотерапевты не понимают сущности его метода, упрямо отождествляя его с терапией искусством. Одиноко стоящее на опушке, истерзанное непогодой дерево я воспринял не только как олицетворение своего душевного состояния, – я понял, что тот, кто прислал фотографию, понимает его. Рассматривая фотографию, я все глубже ощущал свое душевное созвучие и с деревом, и с человеком, запечатлевшим его на снимке. И вместе с этим чувством рождалось светло-оптимистическое, озаряющее душу сознание того, что изломанное дерево все-таки зеленеет, живет.

В Одессе арт-терапевты[5], кунст-терапевты[6], эстето-терапевты[7] не признавали новизны, самобытности метода терапии творческим самовыражением. Немалую роль в этом играл и сам термин, некогда использованный немецким кунст-терапевтом Клаузером. Сколько я не пытался объяснить, что это совершенно разные методы – мои собеседники стояли на своем. В дискуссиях я часто терял самообладание, раздражался, порой впадал в депрессию и, конечно же, не переставал жаловаться Марку Евгеньевичу.

Он прислал мне еще одно письмо с вложенной фотографией. «Как же мне Вам помочь?» – написал он на обороте этой фотографии . «Существо нашей концепции, – писал он, – состоит, по-моему, в том, что врач лечебно или профилактически наполняет душу человека стойким, целебным душевным светом… При этом он действует сообразно душевным, характерологическим, конституциональным особенностям человека. В этом-то состоит сама наука, концепция как система научных взглядов». И далее следовало горькое признание, что и в Москве думают иначе. «Как же мне Вам помочь?» – снова вопрошал Марк Евгеньевич в конце письма.

Думаю, он знал: этот вопрос – риторический, ибо был уверен, что помогает мне, применяя прием творческой фотографии из арсенала своей терапии творческим самовыражением, сила воздействия которой оказалась больше, чем сила самых убедительных слов.

Фотография М.Е. Бурно

Фотография Марка Евгеньевича помогла мне тем, что на ней были воплощены мои мысли и чувства, мои тревоги и переживания, мои сомнения, мои надежды и моя вера: «Мы духовно и душевно близки, как эти два дерева. Надо стоять твердо, как они!»

Целебное, активизирующее действие фотографий Марка Евгеньевича укрепило в моем профессиональном сознании идею резонансной психотерапии (опосредованного лечения родственной душой).