Фототерапия

— Не хотите ли отведать салат? Очень вкусный.

— Да. С удовольствием. — Ей больше всего хочется задрать юбку, поскольку муж давно перестал интересоваться тем, что у нее под одеждой. Но приходится вести себя в соответствии с установленными правилами. Потом она, возможно, поможет хозяйке вымыть посуду или уложить ее надравшегося мужа спать, и отправится домой, разбитая и неудовлетворенная.

— Как вам вечер?

— Великолепно! — Но она уже знает, что больше сюда не придет.

Стол с закусками. Молчаливый предмет рассказывает мне о многом. Он стоит и держит на себе результат кухонных творений хозяйки и декораторских способностей хозяина. Протираю пленку, пропускаю ее в рамку, привычно нажимаю на клавиши. Норма, норма, плотность единица, двоечка, минус три. Вперед и с песней. Любят они, знаете ли, снимать столы. Это написано на их лицах. Их застывший взгляд, кажется, едва сдерживается, чтобы не опуститься вниз, — проверить, удачно ли воткнуты вилки в салатные горочки. Бутылки. Да, здесь водка. И тут тоже водка. А вот что-то новенькое — «Амаретто» и бутылка пива возле каждой тарелки.

— Не будем напиваться, — слышу я голос фотографа. — Нормально посидим. Выпивка — не главное.

В большинстве случаев благопристойная вечеринка заканчивается тем, что какой-нибудь избранный (самый «недогнавшийся») несется с пакетом в ночной магазин. Но иногда вечер действительно проходит так, как и замышлялся, и мне начинает представляться в этом нотка чопорности. Я понимаю, молодежь. Вернее, если бы молодежь. По правде сказать, я еще не встречал, чтобы на столах у подростков присутствовали исключительно безалкогольные напитки. Дело времени, его несмываемый след, может, толика рисовки. Впрочем, все на лицах. Стол — бездушное существо. Выражения лиц — многоцветная мозаика эмоций.

За спиной щелканье «лидера» — пленка покидает недра проявочной машины. Проявка + печать. Безгеморройный заказ. Нравится Сергею Арсланову. Мне тоже нравится. Протираю пленку, ловлю в рамке первый кадр. Да, тут придется попыхтеть. Может, даже перебить пару снимков. Наши дети не только проблема в воспитании — для меня они еще трудность в печати. Конечно, если бы не «мыльницы». А так… Все норовят снять своих чад крупным планом, на котором те могут демонстрировать свои полукосые глаза и удивленное выражение лица, не до конца еще приняв эту странную действительность после темноты и тепла материнского чрева. Дети на животах, дети в колясках, дети в ванночках, дети в кроватках, сидящие и стоящие дети. Возможно, тут я не прав, но только единицы могут претендовать на роль быть помещенными в фотоальбом — остальные в моем представлении выглядят обыкновенными уродцами. Интересно, не этот ли факт не дает мне до сих пор обзавестись семьей?

— Воспитывайте ваших детишек, — сказал я, отправляя заказ в конверт. — А на десятилетие подарите им «Приму» с набором пленок.

Я внезапно вспоминаю недавний заказ: младенец, мирно спящий в маленьком гробике. Стараюсь отогнать наваждение, возвращаюсь на рабочее место. Новая пленка. «Вот черт!»— ругаюсь сквозь зубы. Опять похороны. Прямо напасть какая-то! Терпеть не могу эти заказы, — мне кажется, они высасывают из меня энергию. Не могу заставить себя просмотреть снимки, с каким-то мерзким ощущением в душе засовываю стопку сразу в конверт. Последнее событие, где усопший представлен виновником церемонии. Ему-то спокойно, а мне неуютно.

А вот над этим стоит поразмыслить. Заказана только одна фотография: молодая девушка в брючном костюме сидит на скамейке где-то в центре аллеи. Она глядит точно в объектив, но я не замечаю в ее глазах привычного упоения от съемки. На ее лице — печаль и пустота. Не исключено, что снимок случайный.

— Девушка, могу я с вами познакомиться?

— Нет, не стоит.

— Но почему? Вы сидите одна и тоскуете, позвольте скрасить ваше одиночество.

— Спасибо, не нужно. — Она готова выплюнуть ему «пошел ты подальше!», но ей не хочется обижать этого случайного паренька, испытывая к нему одновременно презрение и участие.

— Давайте, я вас хотя бы сфотографирую. Вы просто прелесть, а на фоне этих берез за спиной кажетесь настоящей феей.

В другой раз ему бы удалось пробудить в ней интерес. Возможно. Но его оценивающая улыбка, обнажающая его истинные намерения, лишь омрачает ее состояние, благодаря которому она и оказалась здесь в одиночестве. И она позволяет ему сделать это. Ведь после того, как щелкнет затвор, молодой человек навсегда уберется из ее жизни.