Four Thousand Weeks: Time Management for Mortals

Истина заключается в том, что проводить хотя бы часть свободного времени "нерационально", сосредоточившись исключительно на удовольствии от процесса, - единственный способ не тратить его впустую, чтобы действительно отдыхать, а не скрыто заниматься самосовершенствованием, ориентированным на будущее. Чтобы наиболее полно прожить единственную жизнь, которая вам выпала, нужно воздерживаться от использования каждого свободного часа для личностного роста. С этой точки зрения безделье не просто простительно, оно практически является обязанностью. "Если удовлетворение старика, выпивающего бокал вина, ничего не значит, - писала Симона де Бовуар, - то производство и богатство - лишь пустые мифы; они имеют смысл только тогда, когда их можно обрести в индивидуальной и живой радости".

 

Патологическая продуктивность

И все же здесь нам придется столкнуться с редко признаваемой правдой об отдыхе, которая заключается в том, что мы не просто жертвы экономической системы, лишающей нас всякой возможности отдыхать. Все чаще мы становимся людьми, которые на самом деле не хотят отдыхать - им неприятно делать паузы в своих попытках выполнить дела, и они начинают нервничать, когда чувствуют, что недостаточно продуктивны. Крайний пример - романистка Даниэль Стил, которая в интервью журналу Glamour в 2019 году раскрыла секрет, как ей удалось написать 179 книг к семидесяти двум годам, выпуская их со скоростью почти семь в год: работая практически все время, по двадцать часов в день, с горсткой двадцатичетырехчасовых писательских периодов в месяц, одним недельным отпуском в год и практически без сна. ( "Я не ложусь в постель, пока не устану настолько, что смогу спать на полу", - цитируют ее слова. "Если у меня есть четыре часа, то это очень хорошая ночь для меня"). Сталь вызвала всеобщее одобрение за свои "крутые" рабочие привычки. Но, конечно, небезосновательно видеть в подобном распорядке дня свидетельство серьезной проблемы - глубоко укоренившейся неспособности воздерживаться от продуктивного использования времени. На самом деле, сама Стил, похоже, признает, что использует продуктивность как способ избежать столкновения с тяжелыми эмоциями. Среди ее личных испытаний - потеря взрослого сына из-за передозировки наркотиков и не менее пяти разводов, а работа, как она сказала журналу, - это "место, где я нахожу убежище". Даже когда в моей личной жизни происходят плохие вещи, она остается неизменной. Это что-то надежное, куда я могу убежать".

Если обвинение Стала в патологической неспособности расслабиться кажется немилосердным, я должен пояснить, что этот недуг широко распространен. Я страдаю от него так же остро, как и все остальные; и в отличие от Сталя, я не могу утверждать, что в качестве счастливого побочного эффекта принес радость миллионам читателей романтической фантастики. Социальные психологи называют эту неспособность к отдыху "отвращением к безделью", что заставляет думать о ней как об очередном незначительном поведенческом недостатке; однако немецкий социолог Макс Вебер в своей знаменитой теории "протестантской трудовой этики" утверждал, что она является одним из основных компонентов современной души. Согласно Веберу, она впервые возникла среди христиан-кальвинистов в Северной Европе, которые верили в доктрину предопределения - в то, что каждый человек еще до своего рождения был заранее избран в избранные, а значит, имеет право после смерти провести вечность на небесах с Богом, или же в проклятые, а значит, гарантированно проведет ее в аду. По мнению Вебера, ранний капитализм во многом черпал энергию у кальвинистских купцов и торговцев, которые считали, что неустанный тяжелый труд - один из лучших способов доказать не только другим, но и самим себе, что они принадлежат к первой, а не ко второй категории. Их приверженность бережливому образу жизни стала второй половиной теории капитализма Вебера: когда люди проводят свои дни, создавая огромные богатства тяжелым трудом, но при этом считают себя обязанными не растрачивать их на роскошь, неизбежным результатом становится накопление большого капитала.

Должно быть, это был исключительно мучительный образ жизни. Не было никаких шансов, что вся эта тяжелая работа может повысить вероятность спасения: в конце концов, весь смысл доктрины предопределения в том, что ничто не может повлиять на судьбу человека. С другой стороны, разве тот, кто уже был спасен, не проявлял бы естественную склонность к добродетельному стремлению и бережливости? При таком понимании праздность становилась особенно тревожным переживанием, которого следовало избегать любой ценой, - не просто пороком, который может привести к проклятию, если вы будете чрезмерно им увлекаться, как утверждали многие христиане, но пороком, который может стать доказательством ужасающей истины, что вы уже прокляты.