— Хелло! — кричала Валери. — Почему ты так долго не подходил? Ты был в душе?
— Да нет…
Он был совсем сонный и с трудом открыл глаза.
— Ты спрашивала старуху?
— Да. Она уверяет, что во всем доме нет Дюпона.
Итак, он дал не только фальшивую профессию, но и фальшивый адрес. Следовательно, все было систематически подстроенной ложью.
— До свидания, мое сокровище, целую тебя, — закончил он разговор.
Положив трубку, Даниэль пошел в ванную. Кроме электробритвы и зубной щетки, у него тут было и чистое белье. Когда он полностью оделся, ему захотелось домой, но он не хотел оставлять комнату неубранной. Сложив постель, он заметил между стеной и кушеткой желтый со спиралями альбом с рисунками Валери. К счастью, сегодня он не был ей нужен. Даниэль перелистал его. Валери была действительно талантлива: немногочисленными штрихами ей удавалось передавать выражение лиц людей. И вдруг Даниэль так испугался, словно альбом эскизов прыгнул ему в лицо. Среди множества рисунков его взгляд магически приковался к одному.
Да, Валери и в самом деле была очень талантлива. Большой лысый череп, очки и оттопыренные уши… Это был вылитый Оноре Дюпон.
По подоконнику большого окна взад и вперед прогуливались голуби. Полными достоинства взглядами они окидывали жильца, сидевшего за пишущей машинкой.
Даниэль на минуту отвлекся и сделал ошибку. Он исправил ее и продолжал работать. Теперь он описывал события последних часов и приступал к выводам своих последних открытий.
Дюпон солгал ему не менее трех раз:
1. Причину своего визита он несомненно скрыл.
2. Он не проводит никаких исследований в ЦНИИ.
3. Он не живет в том же доме, что и Валери.
Кроме того, в ее альбоме с эскизами имеется его портрет.
Теперь Даниэлю остается только спросить Валери: при каких обстоятельствах она нарисовала Дюпона? А на это он еще не мог решиться.
Если между ними все же существует какая-то связь, то почему она не сказала об этом?
В таком случае за Дюпоном будет еще и четвертая ложь.
Мысли Даниэля следовали дальше: в любом случае Дюпон особо интересовался Валери, и не так, как он утверждал. Если бы только он знал ее, а она его — нет, она не нарисовала бы его портрет. Конечно, Даниэль не должен ее винить, так как у нее была привычка рисовать каждого, кто ей встречался: пассажиров автобусов, посетителей кафе, попугая в ресторане. Но с другой стороны, нельзя же поверить, что ее встреча с Дюпоном была случайной. Даниэлем овладело смутное предчувствие, что его втянули в какую-то интригу, автора и цели которой он не знал. При этом вся авантюра, если отбросить ее пагубное психологическое воздействие, была только смешной и нелепой. Во всяком случае, Валери не приняла ее всерьез. Даниэль еще раз перечитал написанное. Он оказался в удивительной роли героя своего собственного романа, героя, поступки которого от него, автора, не зависели. Он уже не мог рассматривать поступки с точки зрения постороннего человека. Так же и посторонний наблюдатель мог бы почувствовать страх, который вызывался скорее инстинктивно, чем на основании точных фактов. Удалось ли ему написать так, чтобы читатель смог разделить эти чувства? Вдруг у него мелькнула мысль, и он заправил в машинку чистый лист.
«Дорогой Морис!
Мое интервью в „Криминалистике“ поставило меня в положение, о котором я хотел бы узнать твое мнение. В прилагаемой рукописи я все честно изложил.
Честно говоря, я как-то необдуманно принялся за этот роман. Намерения персонажей, их мотивы и их взаимоотношения мне самому не совсем ясны, и я зашел в тупик. Но мне кажется, что тема довольно занятная, только я не уверен, правильно ли я за нее взялся. Не сможешь ли ты просветить меня на этот счет?
Ты знаешь, как я ценю твое мнение, может быть, на этих днях нам удастся вместе поужинать?»
Даниэль решил использовать впоследствии это письмо, как начало своего романа, но сперва он хотел узнать мнение Мориса об этом странном случае.
ГЛАВА 2
…Использовать это письмо, как начало своего романа. Но сперва он хотел узнать мнение Мориса об этом странном случае.
Морис Латель перевернул последнюю страницу рукописи, занимавшей почти тридцать листов. Он сразу узнал безукоризненный шрифт «Смит-Короны».
Сначала чтение его развеселило, но затем он все больше и больше удивлялся содержанию рукописи. Текст был весьма оригинален, так как автор участвовал в событиях как главное действующее лицо и писал о себе, как о постороннем, в третьем, лице.
— Сумасшедший парень этот Даниэль, — вслух проговорил он и стукнул кулаком по столу.