Фрагменты

С каждой чертою свершения создание отделяется от мастера — на расстояние пространственно неизмеримое. С последнею чертою художник видит, что мнимое его создание оторвалось от него, между ними мысленная пропасть, через которую может перенестись только воображение, эта тень гиганта — нашего самосознания. В ту самую минуту, когда оно всецело должно было стать собственным его достоянием, оно стало чем‑то более значительным, нежели он сам, его создатель. Художник превратился в бессознательное орудие, в бессознательную принадлежность высшей силы. Художник принадлежит своему произведению, произведение же не принадлежит художнику.

Истинный поэт всеведущ; он действительно вселенная в малом преломлении.

Идея бывает тем более основательной, индивидуальной и притягательной, чем разнообразнее мысли, миры и настроения, которые скрещиваются и соприкасаются в ней. Если произведение имеет несколько поводов своего возникновения, если оно обладает несколькими значениями, многообразным интересом, если оно вообще многосторонне и если его понимают и любят различным образом, то оно, бесспорно, в высокой степени интересно: оно тогда, служит подлинному выражению личности. Подобно высшей и низшей породе людей, обладающих благородным или же простым разумом, книги до известной степени сходны друг с другом. Возможно, что величайшая книга похожа на букварь. Вообще книги и все остальное подобны людям. Человек есть источник аналогий для вселенной.

Сфера поэта есть мир, собранный в фокус современности. Пусть замыслы и их выполнение будут поэтическими — в этом и заключается природа поэта. Все может оказаться ему на пользу, он должен лишь смешать все со стихией духа, он должен создать целостный образ. Он должен изображать и общее и частности — всяческий образ, по сути, составлен из противоположностей. Свобода связываний и сочетаний снимает с поэта ограниченность. Всякая поэтическая природа есть природа в обычном смысле. Все свойства, присущие обыкновенной природе, подобают поэзии. Как бы ни была она индивидуальна, все же общий интерес сохраняется за ней. К чему нам описания, невнятные ни сердцу, ни уму, неживые описания неживых вещей. Если они и не вызывают игры душевных сил, то по меньшей мере пусть будут они символичны, как символична сама природа. Либо природа должна нести в себе идею, либо душа должна нести в себе природу. И закон этот пусть будет действителен и в целом и частях. Никак поэт не должен быть эгоистом. Сам себя он должен рассматривать как явление. Поэт через представления пророчествует о природе, в то время как философ через природу пророчествует о представлениях. Для одного весь смысл в объективном, для другого в субъективном. Тот есть голос вселенной, этот — голос простейших элементов, принципа — пение и простая разговорная речь. В одном случае из различий выступает бесконечное, другом из многообразия выступают только конечные вещи. […]

Некогда поэт был всем для всех, круг людской был узок, больше было между людьми равенства в познании опыте, нравах и обычаях. И такой человек, не знают материальных нужд, в этом мире потребностей, хотя более простых, но зато и более сильных, вознес человечество на прекрасную высоту, сообщил ему высокое чувство свободы, — влияния внешнего мира были еще так новы.

Искусство приятным образом делать вещи странными, их чужими и в то же время знакомыми и притягательными — в этом и состоит романтическая поэтика.

Жизнь есть нечто подобное цвету, звуку и силе. Романтик изучает жизнь так же, как живописец, музыкант и физик изучают цвет, звук и силу. Тщательное изучение жизни образует романтика, подобно тому как тщательное изучение цвета, формы, звука и силы образует живописца, и механика.