Фрагменты

– Черт! – произнес Мельников и посмотрел на монитор. «Писательница» и арестант беседовали.

– Что случилось? – не очень-то желая услышать ответ, спросил Андронов.

Это могло быть совпадение. Мало ли однофамильцев? Возможно, именно поэтому ему и показалась знакомой ее фамилия. Было что-то еще. Он встал на колени и вывернул все газеты из стола. Схватил одну, просмотрел, отбросил. Вторая. Нет, не она. Статейка о первой жертве Убийцы с шахматной доской была небольшой и практически терялась на фоне большой о поимке серийного убийцы. Мельников встал и просмотрел статью. В ней говорилось не о самой жертве, а о матери пропавшего. О том, что если бы маньяк не признался в убийстве Новикова Эдуарда, то он бы все так же считался пропавшим без вести, а его мать Новикова Людмила Тимофеевна провела бы остаток жизни в психиатрической больнице. Она еще тринадцать лет назад твердила об убийстве сына, говорилось в статье. Твердила о причастности его друзей из ПТУ, но не была услышана. В возбуждении дела ей было отказано, а опрос соседей выявил сложные отношения между матерью и сыном. В статье не говорилось, как именно убитая горем мать попала в психушку, но после признания Гроссмейстера в убийстве ее сына женщина пошла на поправку. Признание как бальзам на душу.

– Это она.

Мельников положил газету и посмотрел на монитор. Женщина встала.

– Надо выводить ее оттуда! – сказал Мельников.

– Да чего ей будет? Он же пристегнут, – вяло ответил Андронов.

– Я за него и боюсь! – крикнул Мельников и выбежал из комнаты.

Андронов посмотрел на монитор – женщина стояла напротив Гроссмейстера, – пожал плечами, встал и вышел вслед за начальником.

В допросной пахло бойней. Убийца лежал на столе, правая рука все еще была пристегнута. Голова… верхняя часть черепа практически отсутствовала. Из дыры торчала шахматная доска. Кровь была везде. Вязкие капли, будто в замедленной съемке, падали в уже подсыхающую черную лужу.

Людмила Тимофеевна повернулась на вошедших. Лицо и одежда были в крови. Она все еще держала молоток.

– Патовая ситуация, – произнесла она, и плевать ей, что ее мог понять только Гроссмейстер.

Танго смерти

Он продолжал орать, даже когда дочка заплакала и убежала к себе в комнату. Андрею нужно было поставить жену на место, и слезы дочери не могли заставить его отойти от истины. Истины! Эта самая истина и была причиной всех их бед. Только он начинал думать, что у него в семье все слажено, как эта курица выкидывала такое, что Андрея одолевали сомнения в нахождении истины в прошлую их беседу. Он был просто уверен, что истина находится ровно посередине между костяшек указательного и среднего пальцев. А чтобы донести ее до курицы в платье, необходим кратчайший путь, то есть прямой в челюсть. Но сначала он хотел разобраться. Он разговаривал на повышенных тонах всегда, но когда хотел разобраться, орал так, что даже жилы на шее вздувались, словно канаты.

– Будь добра, мать твою, объясниться! Попробуй донести до меня! Давай! Может, я мудак?! А?! Я, по-твоему, мудак?!

Каждая его фраза сопровождалась дерганьем лацканов халата. Катерина сидела, опустив голову, словно провинившаяся школьница. Слезы стекали по переносице к кончику носа и падали на сложенные на коленях руки. Андрей посмотрел на жену с хищной улыбкой. Это еще не оскал, но уже и не улыбка. Он знал, как только она ответит, ручейки слез окрасятся красным. Он был уверен, что ударит ее. Без этого нельзя. Без наказания истины не найти. Но сначала диалог.

– Я тебя спрашиваю: я мудак?!

Он схватил Катю за подбородок и поднял ее голову вверх.

– Посмотри мне в глаза и скажи: я мудак?!

Женщина зажмурилась, слезы крупными каплями набухли в уголках глаз и побежали по щекам, уступая место новым. Катерина не стала ждать повторения вопроса и быстро, насколько это позволяла хватка мужа, замотала головой.

– Нет?! Нет?!

Андрей отпустил лицо жены, и голова безвольно упала на грудь.

– Нет! – Он всплеснул руками. – Тогда, может, ты объяснишь мне, какого хера я прихожу с работы и нахожу кастрюлю борща? Херову кастрюлю сраного борща!

Он резко развернулся. Катерина съежилась, приготовившись к удару. Андрей оскалился. Уже скоро. Он обязательно ее ударит, но не сейчас. Андрей всегда чувствовал этот момент. А сейчас он, развернувшись, присел рядом и посмотрел на сгорбившуюся женщину.

– Скажи: я мало зарабатываю?

Вкрадчивый тихий голос сделал свое дело. Катя распрямилась и скосила глаза на мужа. Она всегда «заглатывала наживку», думая, что Андрей остыл и теперь хочет поговорить по душам. Курица курицей.

– Нет. – Катя шмыгнула носом. – Ты хорошо зарабатываешь.

– Ну, тогда почему? Почему борщ? Ты мне можешь сказать?

Она не понимала, что от нее хотят, поэтому пожала плечами.

– Да твою ж мать! Ты не знаешь! Ты не знаешь?!

Женщина мотнула головой. Андрей развел руками, мол, так и знал.

– Я хочу мяса. Я хочу на первое, хрен бы с ним, борща, на второе котлет, отбивных или, на худой конец бефстроганов. С гарниром!

Он не сдержался и ущипнул жену за бок. Катерина вскрикнула и тут же, закрыв рот ладошкой, тихо заплакала.