Фрагменты анархистской антропологии

Когда кого-то просят быть «реалистом», реальность, которую обычно просят признать, не та, что отражает естественные, материальные факты, и также это не предполагаемая горькая правда о человеческой природе. Обычно это признание последствий систематической угрозы насилия. Это прослеживается даже в нашей речи. Почему, например, здание называют «реальным имуществом» (от англ. real estate)? «Реальное» в этом случае образовано не от латинского корня res («вещь»), а от испанского слова real в значении «королевский», «принадлежащий королю». Вся земля в границах территории правителя принадлежит ему; согласно закону это всё ещё соответствует действительности. Поэтому государству принадлежит право навязывать свои правила. Но самодержавие в конечном итоге происходит из монополии на то, что мягко называют «силой», т. е. насилием. Как сказал итальянский философ Джорджо Агамбен, подобно тому, как с точки зрения суверенной власти что-то является живым, потому что это можно убить, так и имущество является «реальным», потому что государство может забрать или разрушить его. Подобным образом, когда кто-то занимает «реалистичную» позицию в журнале «International Relations» («Международные отношения»), то он считает, что государство будет использовать любые возможности в своём распоряжении, включая силу оружия, чтобы продвигать свои национальные интересы. Какую «рельность» признаёт этот человек? Конечно же, не материальную реальность. Идея о том, что нации — это человеческие сообщества, имеющие собственные цели и интересы, это полностью метафизическое изобретение. У короля Франции были цели и интересы. У Франции их нет. Кажется «реалистичным» предполагать, что французы имеют общие цели и интересы, только потому, что те, кто контролирует национальные государства, имеют власть ввести войска, вторгаться на чужую территорию, бомбить города и другими способами угрожать применением организованного насилия во имя того, что они называют своими «национальными интересами». Было бы глупо игнорировать эту возможность. Национальные интересы реальны, потому что они могут тебя убить.

Критический термин здесь — «сила», как в словосочетании «государственная монополия на использование силы принуждения». Когда мы слышим подобные фразы, мы оказываемся в условиях политической онтологии, в которой власть разрушать, причинять другим боль или угрожать сломать, повредить или покалечить их тела (или просто запереть их в маленькой комнате до конца жизни) считается общественным эквивалентом энергии, которая движет Вселенной. Задумайтесь, например, о метафорах и подменах, которые позволяют построить следующие предложения:

Учёные исследуют природу законов физики, чтобы понять, какие силы управляют Вселенной.

Полицейские — это специалисты по научному применению физической силы для обеспечения исполнения законов, которые управляют обществом.

На мой взгляд, это и есть суть правой мысли: политическая онтология, которая такими едва уловимыми средствами позволяет насилию определять характеристики существования общества и здравого смысла.