Фрагменты анархистской антропологии

Если бы кто-то специально проектировал рабочий режим, идеально подходящий для поддержания власти финансового капитала, трудно представить себе, что можно было сделать его лучше. Фактически работники производительных сфер подвергаются безжалостному давлению и эксплуатации. Остальные работники разделены на затерроризированную, всеми осуждаемую страту безработных и значительно большую армию тех, кто в сущности получает свою зарплату за ничегонеделание на должностях, созданных таким образом, чтобы занимающие их солидаризировались с мнениями и чувствами правящего класса (менеджеров, администраторов и т. д.) и, в частности, с его финансовыми аватарами, но одновременно с этим испытывали еле сдерживаемую ярость в отношении тех, чья работа обладает ясной и безусловной общественной значимостью. Конечно, система не была создана сознательно. Она возникла благодаря столетию проб и ошибок. И это единственное объяснение тому, что, несмотря на наши технологические возможности, мы всё ещё не работаем по 3–4 часа в день.74

Долг: первые пять тысяч лет

Далее следует фрагмент масштабного исследовательского проекта по изучению долга и кредитных денег в истории человечества. Первое и самое поразительное заключение этого проекта состоит в том, что при изучении экономической истории мы склонны систематически игнорировать роль насилия, центральную роль войны и рабства в создании и формировании основных институтов того, что мы теперь называем «экономикой». Немаловажное значение имеют первопричины. Насилие может быть незаметным, но оно остаётся включённым в саму логику нашего экономического здравого смысла, в кажущуюся очевидной природу институтов, которые попросту никогда не существовали и не могли существовать вне монополии на использование насилия, а также систематической угрозы насилия, которая поддерживается современным государством.

Позвольте мне начать с института рабства, которое, я думаю, играет главную роль. Во все времена рабство рассматривалось как последствие войны. Иногда большинство рабов — это, по сути, военнопленные, иногда нет, но почти всегда война считается основанием и оправданием этого института. Если вы сдаётесь в войне, вы отдаёте свою жизнь; у вашего завоевателя есть право убить вас, и он часто это делает. Если он решит не убивать вас, вы буквально в долгу перед ним за вашу жизнь; долг считается абсолютным, бесконечным, невозместимым. В принципе, он может получить всё, что хочет, и все задолженности — обязательства, — которые у вас могли быть перед другими людьми (вашими друзьями, семьёй, а также бывшее политического подданство) или которые были у других перед вами, полностью нивелируются. Теперь существует лишь долг перед вашим владельцем. Такая логика имеет по меньшей мере два интересных последствия, хотя можно сказать, что они довольно противоречивы. Во-первых, как известно, существует ещё одна типичная — возможно, определяющая — черта рабства: рабов можно продавать или покупать. В этом случае абсолютный долг (в другом контексте, рыночный долг) более не является абсолютным. По сути, его можно точно оценить. Существуют веские основания полагать, что именно эта операция привела к созданию чего-то вроде нашей современной формы денег, поскольку то, что антропологи раньше называли «примитивными деньгами», которые существовали в обществах, лишённых государственности (деньги из перьев на Соломоновых островах, деньги из раковин у ирокезов), чаще всего использовалось для заключения браков, искупления кровной мести и в других типах отношений между людьми, нежели для покупки или продажи товаров. К примеру, если рабство — это долг, тогда долг может привести к рабству. Вавилонский крестьянин мог заплатить родителям своей жены небольшую сумму серебром, чтобы заключить официальный брак, но это не делало его владельцем женщины. Конечно, он не мог купить или продать мать своих детей. Но всё это могло измениться, если бы он взял заём. Если бы он не смог расплатиться с кредиторами, они сначала забрали бы его овец и мебель, потом его дом, поля и сады и, в конце концов, его жену и детей и даже его самого в качестве батраков, пока долг не был бы выплачен (что становилось гораздо сложнее с исчезновением всех его ресурсов). Долг был стержнем, благодаря которому появилась возможность представить деньги в смысле, близком к их современному пониманию, и, в связи с этим, возможность создать то, что мы называем рынком: место, где можно купить и продать что угодно, потому что все объекты (как рабы) отчуждаются от своих бывших социальных отношений и существуют только относительно денег.