Фрагменты и мелодии. Прогулки с истиной и без

Театр, куда каждый вечер зазывает нас метафизика, всегда славился своими декорациями, изображающими беспредельные дали и невообразимые пространства, раскрашенные в розовое и голубое. С каким упоением игралось на этих старых подмостках! Какие страсти кипели здесь, под стеклянным солнцем! Но со временем краски на декорациях выцвели и местами осыпались. Половицы расшатались и скрипят, и сквозь щели в стенах тянет сыростью и холодом. С тем большей страстью продолжает метафизика играть свою роль, так, что начинает казаться, что и сумрак, и запустение, и пыль, все входит в замысел ее пьесы. На что, собственно, она надеется, – ведь у нее совсем не осталось зрителей? – «Великий ветер!» – кричит она и в ее голосе слышаться совсем незнакомые ноты. – «Приближается великий ветер!» – И ведь верно: уже стучат и хлопают незапертые ставни…

71.

Кто никогда не кружил с метафизикой в ее лунных танцах, тот по-прежнему будет думать, что «свобода» – это одно, «необходимость» – другое, а между «действительностью» и «сном» такая же разница, как между небом и землей. – Разве вы никогда не были влюблены? Тем ли вы были заняты тогда, что ловили свою возлюбленную на противоречиях? Неужели вы тратили время на то, чтобы вникнуть в ее ребяческий лепет? – Ну, разумеется, «свобода» – совсем не то же самое, что «необходимость». Но при чем здесь метафизика? Виновата она разве, что вам приснилось однажды, что она занята только определениями и доказательствами? В конце концов, каждому снится только то, что он заслуживает. У метафизики же только одно занятие, – лунные танцы.

72.

Любовь, которую мы привычно называем одним из наших чувств, составляющих наш внутренний мир, в действительности, совсем не является исключительно нашей собственностью. Правильнее считать, что ни она принадлежит нам, но сами мы принадлежим этой любви и созидаемся ею, подобно тому, как заливающий землю лунный свет принадлежит не себе, но созидается невидимым солнцем. Конечно, это звучит нелепо, ведь все мы знаем, что любовь – это всего только одно из многих переживаний, которое приходит из глубины сердца, чтобы подтвердить наше существование. Правда, мы охотно признаем, что она порой властвует над нами помимо нашей собственной воли, ведь недаром же любят повторять, что любовь зла, а сердцу не прикажешь, – но, в конце концов, мы наперед уверены, что это сжигающее, пьянящее или просветляющее нас чувство все же всецело принадлежит только нам, – тому внутреннему миру, который мы ценим более всего, с завидным упорством противопоставляя его всему «внешнему».

Но все же я повторю: владеющая нами любовь не живет только в сердцах, – она больше и сердца, и самого меня, ибо ей под силу то, что невозможно ни для меня, ни для тех, кого я люблю: созидать свое собственное пространство, предназначенное для нас, любящих и внимающих своей любви; пространство, превозмогающее обыденность декартовской и ньютоновской реальности, – неявное для остальных, но принадлежащее нам лишь постольку, поскольку оно принадлежит самому себе.

Эта Любовь, – а ведь мы говорим о Любви, а не о привязанности или привычке, – эта Любовь-Пространство подобно тому изначальному свету, в котором рождается и тот, погруженный в молчание лес, сохранивший наши голоса и наше дыхание, и этот исхоженный из конца в конец ночной переулок, где мы обсуждали диалектику Парменида и Федона, и сами мы, пронизанные этим светом, обязанные ему собой и ему принадлежащие. Мы вступаем в нее, как вступают в свой собственный Дом, помня, что без него мы только погруженные в себя тени, изгнанные и обреченные скитаться в чужом мире и обживать чужое пространство, которое никогда не станет нашим собственным.

73.

Отдавать Истине все свое время? Может быть, кому-то это покажется трогательным и значительным. Я же предпочитаю встречаться с ней только во время совместных прогулок по городу или в лесу, когда все заботы остаются в стороне и время целиком находится в нашей власти. Тихие, бесцельные прогулки, когда расстаются, не договариваясь о следующей встрече. Во всяком случае, они не налагают на нас никаких взаимных обязательств.

74.

Я подозреваю, что детство Истины похоже на мое собственное, а ее юность прошла среди тех же улочек и переулков, по которым бродил когда-то я сам. Оттого, вероятно, нам есть что вспомнить. Случайно ли, что у нас одни и те же любимые места, которые мы выбираем для прогулок? Правда, довольно часто мне случается гулять и одному. Но что за беда? Я знавал множество людей, вынужденных всю жизнь гулять в лучшем случае только в сопровождении собственного зонтика.

75.

Лицо, походка, манеры, даже голос Истины меняются по мере того, как стрелки часов движутся от полудня к вечеру. Люблю ли я ее от этого меньше?.. Непостижимо! Ведь завтра она будет другой?.. Ну, что ж. Зато я останусь тем же, что и прежде.

76.