Фрагменты и мелодии. Прогулки с истиной и без

Чужестранец: Да, ведь, похоже, Сократ, что благодаря этому благоразумию, я легко мог отправиться в Аид… Чему это ты улыбаешься? Или я сказал, по-твоему, что-нибудь смешное?

Сократ: Скажи мне вот что: разве неизвестное не грозит нам опасностями, которые мы даже не в силах предугадать? Можно ли доверяться тому, чего не знаешь?

Чужестранец: Уж не думаешь ли ты, что эта неизвестное страшнее самого Аида? Мне следовало бы схватить эту руку сразу же, не спрашивая ни о чем! Я ведь и хотел, чтобы ты растолковал мне, что это такое со мной приключилось, что вместо того, чтобы спастись, я стал задавать глупые вопросы, от которых нет никакого прока. Уж если бы нечто подобное произошло со мною наяву, я бы и думать не стал, как мне следует поступить!

Сократ: Странно, чужестранец, но во сне ты вел себя, как и подобает разумному и рассудительному человеку, а именно так, как учит нас истинная мудрость. А вот наяву, похоже, ты уже готов совершить непоправимое.

Калликл (шепотом): Разве я не предупреждал тебя, что он сумасшедший?

130.

По всем приметам, пришло время собираться. Дом почти пуст и облетевшие ветви за окном лишний раз напоминают о том, что осень давно вступила в свои права. Еще раз пройтись без цели по комнатам, скользнуть взглядом по светлым пятнам на обоях – там еще недавно висели фотографии и картины – скрипнуть дверцами пустого шкафа, провести ладонью по стершейся полированной поверхности письменного стола, заглянуть в кладовку, где еще держится запах лета. Огонь в печке еще пылает, наполняя комнаты теплом, но скоро он погаснет и в дом придет холод. Остается совсем немного: распорядиться насчет остающегося. Я подозреваю, что напоследок они будут ныть и требовать, чтобы я взял их с собой, – все эти книги, друзья, воспоминания и вещи, ненужные слова, потраченные впустую вечера и безрадостные пробуждения, фальшивые признания, праздники и чаепитья, утомительная искренность, пустые обещания и сомнительные согласия, деловые встречи, бесконечно хранимые письма и разговоры, разговоры, разговоры без конца и края. Я понимаю их желание отправиться вместе со мной, – ведь без меня они только тени, сливающиеся с подступившими сумерками, отражения в пыльных окнах обреченного на слом дома. Но я возьму с собой только то, что посчитаю нужным. То, что пришло ко мне оттуда, куда я ухожу, и что возвращается теперь вместе со мной, как это извечно установлено той единственной справедливостью, на которую я полагаюсь.

Не слишком ли это жестоко, – оставлять все прочее в удел смерти, в дар забвенью?

Не более, полагаю, чем выбросить в мусорную корзину неудачную страницу.

131.

Среди множества слов, которые нас окружают, есть и несколько особенных, – тех, о которых можно сказать, что они только знаки, указывающие направления, знаки, обозначающие место, где, быть может, скрывается нечто необыкновенное или необыкновенно важное, но что не может быть высказано, – а значит, в действительности, эти слова не говорят ни о чем.

И верно: смысл такого слова вовсе не в том, чтобы что-то раскрыть и показать; он в том, чтобы намекнуть, очертить какое-то другое пространство, заставить тебя почувствовать, что ты находишься подле чего-то, что, возможно, наконец-то угадано и поймано, но – не исключено и это – просто пригрезилось.

Пожалуй, такое слово в состоянии лишь случайно коснуться того, о чем оно хотело бы сказать, – коснуться, но не владеть и не властвовать. Оно само – только это желание обладать ускользающим, не дающимся в руки, – всего только сеть, наудачу заброшенная в темноту вод, стрела, пущенная наугад. По сути, это слово ничего не обозначает, оно лишь прислушивается к чему-то, слышимому только ему одному, вглядывается туда, где как будто только что мерцал странный свет, оно угадывает мелодию в шорохе листьев или в звуке человеческой речи. Таких слов не любят и избегают их. Стоит ли придавать им значение? Ведь они ни на что не указывают – ни на то, ни на это. Они, правда, и не обрекают нас необходимости подчиняться им и не властвуют над нами подобно тому, как властвуют над нами мир и небеса; это значит, что они не в силах нас убедить. И все же они существуют, беспокоя и маня. Было бы, пожалуй, лучше отвернуться и забыть о них, не умеющих ни убеждать, ни властвовать. Но что-то удерживает от этого, заставляя опять и опять вслушиваться в их тихие, почти неразличимые голоса. Так легкий порыв соленого ветра, вдруг коснувшись лица, говорит путнику о близости моря. Есть ли море – Бог весть. Быть может и не стоит менять направление. А может – и наоборот: ради этого был проделан весь путь.

132.