Фрагменты прошлого

Калеб коллекционер… точнее, был им. Он собирал все что ни попадя. Еще чуть-чуть и начал бы коллекционировать газетные вырезки. Он хранил корешки билетов после наших свиданий, старые домашки с оценками, школьные записки. Поэтому проставленные на фотографиях даты не удивляют меня. И все же я ощущаю какую-то отчаянность в том, как с течением времени подписи становятся бледнее, мельче, отодвигаются к углам. Словно Калеб думал, что однажды мы останемся парой лишь в воспоминаниях. Словно чувствовал, что наши отношения постепенно сойдут на нет. Словно пытался удержать ускользающие сквозь пальцы мгновения. Он черкал на обратной стороне дату, липучкой пригвождал фото к серой стене и, отступив, любовался им.

Следующим идет фото с Хэллоуина, на который мы с Хейли из года в год традиционно маскируемся под всем известную парочку близняшек, хотя совершенно не похожи друг на друга (школьные правила обязуют нас придерживаться дресс-кода, поэтому приходится проявлять чудеса изобретательности). Мы прикидываемся близняшками из «Сияния» с тех пор, как Хейли зафанатела от Стивена Кинга. И нам плевать на то, что Хейли на несколько дюймов выше меня, что у нее карие глаза, а у меня – голубые, что она пошла в отцовскую родню из Пуэрто-Рико и у нее очень смуглая кожа, а ко мне даже загар не липнет. В прошлом году Хейли завила свои длинные темные волосы, чтобы они казались короче, а я спрятала свою светлую копну под каштановый парик, и мы обе нацепили сбоку заколки. Мы нашли в комиссионке одинаковые платья и завязали пояса бантами. На фотографии Калеб стоит между нами. На нем плащ, полурасстегнутая синяя рубашка открывает букву «S» – его костюм супермена. (Калеб заявил, что школьный дресс-код не запрещает плащей.)

На следующем снимке запечатлена рождественская вечеринка. Наши с Калебом глаза сияют похлеще окружающих нас огней. На другом фото мы сидим у него в комнате – я тогда проводила больше времени у него дома, чем у себя. Есть снимок с нами и Максом, а также с младшей сестренкой Калеба, сидящей у меня на коленях. На мгновение я замираю с мыслью: оставить фотографии на стенах для нее? Но нет. Я продолжаю двигаться. Продолжаю собирать снимки. Они все ложатся на ковер лицевой стороной вниз, датой вверх – в виде своеобразной кривой развития наших отношений.

На снимках меняется длина моих волос, моя улыбка становится все более расслабленной, мы с Калебом постепенно сближаемся и вот уже привычно держимся за руки. Я снимаю фотографии со стены, одну за другой, переворачиваю и складываю стопочкой. Выкинуть их я не могу. Мама Калеба дала для его личных вещей отдельную коробку. Но я не хочу, чтобы она перебирала наши снимки. Они мои. В этой комнате везде я. Она сама так сказала. Я не могу обрезать фотографии – на моей части снимка останется его рука, на его – моя.

Фотографии заканчиваются задолго до разрыва наших отношений. Снимок с бейсбольной игры. Фото в комнате Калеба: мы сидим на постели, он целует меня в щеку, держа фотоаппарат перед нами, а я смеюсь, морща нос. Фотография из похода. После него мы больше не снимались. Возможно, в какой-то момент Калеб понял, что мы расстанемся. Так же, как в какой-то момент понял, что мы будем вместе. Это понял первым он? Или я? Отчетливо ли он осознал это, или у него в душе, как и у меня, поселилось странное, тревожное чувство, которое пробуждало меня ночами, глодая изнутри?

Я переворачиваю последнюю фотографию – сделанную в походе – и опять вижу дату. Июнь этого года. Пять месяцев назад. Внизу – мое имя. «Джесса Уитворт. Делавэр-Уотер-Гэп». Словно снимок был всего лишь документом для музейного архива. Словно Калеб уже знал, что однажды все эти фотографии будут принадлежать кому-то другому.

Я переворачиваю стопку, собираясь убрать ее к себе в сумку, и вот мы снова вместе, на пляже. Мне хочется спросить его: «Знал ли ты, Калеб? Что всего лишь год спустя тебя не станет, а я буду срывать с твоей стены доказательства наших отношений? Что твоя мама возненавидит меня, Макс перестанет смотреть мне в глаза, а твоя сестренка не скажет мне ни слова, сколько бы я ни пыталась с ней заговорить?»

«Соленая вода помогает держаться на плаву», – сказал ты мне в нашу первую встречу на пляже, когда я призналась, что плохо плаваю. Что мне не нравится ощущать течение в океане. Что меня пронизывает иррациональный страх быть унесенной и никем не найденной.

Ты рассмеялся. Ты рассмеялся, Калеб.

Его очки

Без фотографий стены смотрятся голыми. На них остались лишь кусочки липучки и тикающие над письменным столом часы. Последние представляют собой скорее футбольный сувенир, чем прибор для определения времени, поскольку на них трудно разобрать цифры. Комната выглядит точно так же, как в мое первое посещение, когда я поднялась сюда и Калеб назвал ее «бункером». Кажется, прошла вечность. Кажется, прошел миг. Целый год вместе, запечатленный в фотографиях.