– Я всего лишь хочу выяснить, откуда ты знала Калеба. Я нашла твои вещи в его комнате. – По крайней мере письмо.
– Мои вещи? – удивляется Эшлин. – Но я никогда у него не бывала. – Она плюхается на стул, отчего тот с громким скрежетом сдвигается с места. – Я познакомилась с ним случайно, – сдается она, – когда он несколько лет назад пришел ко мне домой. Но у него я никогда не была.
– Однако он к тебе пришел?
– Да. На встречу с моим папой. Папа – адвокат по сделкам с недвижимостью и работает на дому. Калеб и его мама встречались с ним где-то раз в год, обсуждали финансовые вопросы или еще что. Я не знаю. Не важно. Мы были помладше, пару раз погуляли вместе. Но мы жили далеко друг от друга, и ни у кого из нас не было машины. – Она пожимает плечами. – Отношения… заглохли сами собой. Я тогда, конечно, попереживала из-за этого. Но такова жизнь. Мы были практически детьми. И отношения наши по большей части состояли из звонков и электронных писем.
– Ты никогда не посылала ему настоящих писем? Бумажных?
– Писем? – хмурится Эшлин. – Нет.
– И не просила повидаться с тобой?
– Нет. Ни разу. Наоборот, это он меня просил.
У меня падает сердце. Ненавижу ее ответ. Оказывается, это Калеб за ней приударял.
– Тогда почему ты сделала вид, будто не знаешь его? – спрашиваю я. – Сказала бы все как есть.
– Повторяю: я не хочу быть в это замешанной. Я сделала кое-что для него. Ничего из ряда вон выходящего. Даже не придала этому значения. Но теперь, когда Калеба не стало, не знаю… Если кому-то об этом станет известно, мой папа потеряет работу.
– Что же ты такого сделала?
Эшлин мотает головой. Не хочет признаваться.
– Я даже не поняла толком, что ему показала. Какие-то документы по его счету в банке. Решила: раз он уже видел их раньше, то в этом нет ничего плохого. – Она прикрывает рот ладонью. – Но теперь я уже ни в чем не уверена. Не знаю, что натворила. Несколько недель спустя Калеб погиб, и боюсь, все это взаимосвязано, хотя в этом нет никакого смысла. Я боюсь, что каким-то образом виновата в случившемся. – Эшлин закрывает лицо ладонями.
– Каким именно образом? – уточняю я несколько властно. Я зла, чувствую в себе силу и желаю получить ответы на свои вопросы.
– Скорее всего, никаким. – Девушка глубоко вздыхает. – Просто меня гложет чувство вины, потому что Калеб погиб, а он был моим первым парнем, и папе придется разбираться с кучей бумаг. Теперь понимаете меня? Я не хочу иметь с этим ничего общего. Не хочу в это ввязываться. Я отсылаю заявления в университеты, и мне не нужно, чтобы мое имя светилось в новостях. – Она указывает на компьютер. – Я изучаю журналистику. Последнее, что мне нужно, – самой послужить темой для новостей.
Но я не понимаю ее. Совсем не понимаю.
– Что он искал? – тихо спрашиваю я.
– Не знаю, – пожимает плечами Эшлин. – Папа говорит, с этими счетами все очень непросто. Адвокаты, которые ими управляют, решают, когда получатель может самостоятельно распоряжаться своими деньгами. Я думала, Калеб в теме и просто хочет проверить детали. Это были обычные для таких случаев документы. Попечительство до двадцати пяти лет. И тому подобное.
– До двадцати пяти лет?
Эшлин морщится.
– Ну, это не так уж и плохо. Папа говорит, некоторые получают доступ к счету гораздо позже.
Калеб ждал своего восемнадцатилетия как манны небесной. Думал после него изменить свою жизнь. И все же вряд ли он из-за этого взбесился и решил провернуть аферу.
Эшлин берет меня за руку ее дыхание пахнет мятой.
– Пожалуйста, не говори никому об этом, – умоляет она.
Я представляю, как Калеб с улыбкой наклоняется к ней, как его окутывает ее аромат. Рука Эшлин дрожит.
– Папа убьет меня, – печально говорит она. – Дело было так. В прошлом мае Калеб приезжал в нашу школу и заранее попросил меня встретиться с ним. Сказал, что у него возникли кое-какие вопросы, но он не хочет, чтобы об этом знал мой отец. Спросил, смогу ли я сделать копию документов или хотя бы сфотографировать их. Сначала я согласилась, а потом перетрусила. Встретившись с Калебом, сказала ему, что у меня ничего не вышло. Тогда он снова позвонил мне в начале нового учебного года. В первые же выходные. Спросил, можно ли ему заскочить ко мне. Я подумала, что, может быть, вы расстались и он хочет увидеться со мной, но, приехав, Калеб попросил показать ему документы, касающиеся его банковского счета. Я уверена, ему показывали их его бабушка с дедушкой, и сочла это ерундой, о которой необязательно знать папе.
Она близка к тому, чтобы расплакаться, и мне не хочется видеть ее слез. Ей жаль себя, а не Калеба, а чувства вины мне и так хватает с лихвой. Чужого только не хватало. Однако кое-что в ее объяснениях цепляет меня.
– Документы, наверное, показывали не бабушка с дедушкой, а его отец? – почти шепотом, из уважения к мертвым, спрашиваю я.
Пересилив слезы, Эшлин качает головой.
– Нет, бабушка с дедушкой. Это они открыли счет на его имя.
– Ты ошибаешься. У него есть банковский счет, но он от отца.