Фрагменты студенческой биографии

– Я вам, мужики, так скажу: я не трепло, никогда им не был и не буду. Если я что-нибудь говорю – значит, говорю правду. И это вам любая собака в нашем дворе подтвердить может... Спросите хотя бы Власовну из двадцатой квартиры! Не поленитесь, мужики, поднимитесь к ней на пятый этаж и, если она вам откроет, спросите: «Слышь, Власовна, ведьма старая, отвечай как на духу: Семён Фляжкин – врун или честный человек?» И она вам ответит, что Семён Фляжкин всю жизнь свою был честным человеком, и сейчас такой, а значит, и всегда таким будет... А Власовна, мужики, зря говорить не станет. Это такая баба!.. Ни телик, ни радио, ни газеты не нужны, если такая баба в вашем доме живёт! Она всегда всё про всех знает: и кто у кого червонец в долг взял и не отдал, и кто сколько зарабатывает и сколько жене отдаёт, и кто самогон варит и в каком количестве (и почём своим продаёт, а почём – посторонним), и кто с кем напился – где, когда, на чей счёт и до какого состояния... Не знаю, мужики, как ей это удаётся, – колдунья она, или на неё ФСБ работает, – но только она, ей-богу, всегда и всё про всех знает! Так что если уж она вам скажет, что Семён Фляжкин – честный человек, значит, так оно и есть на самом деле...

И вот я вам сейчас, значит, расскажу, какая со мной вчера история приключилась, а вы, конечно, начнёте сомневаться: мол, не могло такого быть, сказки ты, Семён, рассказываешь... Непременно начнёте. Потому как оно и вправду – трудно поверить в такие-то дела, если сам ничего своими глазами не видел и в «Вестях» о том по телику ни слова не сказали... Но только я, мужики, честное слово, – хоть нож мне к горлу приставьте, хоть пулемёт, хоть водки не налейте, – всё равно на своём стоять буду: было это! А стоять я на своём буду по той простой причине, что всё это и в самом деле было – не далее как вчера и притом лично со мной...

А было, мужики, вот что.

Вчера вечером, часов этак в одиннадцать – в начале двенадцатого, мы с Фролом зашли к Натахе в 62-ую (у неё самогон и крепче, чем у Алки, и воняет не так отвратно), взяли пол-литрочку, посидели, поболтали о том о сём – за домом, где брёвнышко в кустах лежит. Ну, вы знаете... Вот... А вечер, мужики, такой вчера, если помните, ласковый был, уютный: тишина вокруг, теплынь; ни мошкары тебе, ни комарья, значит, ни недоделков этих соплячьего возраста с магнитофонами да мотоциклами; тишь да гладь, да небо над головой, а в небе – звёздочки, словно бисеринки, сверкают; под ногами травка шелестит – мысли всякие приятные навевает. А в воздухе аромат какой-то плавает, прямо-таки неземной – хоть слюнями захлёбывайся! (Видать, Нинка с первого этажа опять пекла что-то для ублажателя своего нового, интеллигента этого.)

В общем, вечер такой, что сидеть бы и сидеть нам с Фролом за домом, на брёвнышке – хоть до самого утра. По домам расползаться совсем неохота: что там, дома, кроме жён да пустых холодильников?.. «Эх, – думаем, – ещё бы по стаканчику!» А денег-то нет. Поскребли в карманах – на полпузырёчка наскребли. А что нам с ним те полпузырёчка, мужики? Сами понимаете: ни душе, ни брюху, – одно расстройство только...

«– Ладно, – говорю я тогда Фролу. – Ты сиди тут. Жди. А я пойду в Ларискиных загашничках пошарю. Она у меня баба хозяйственная, на чёрный день всегда копейку припрячет».

И – домой. Поднимаюсь, значит, по лестнице, тихонько отпираю дверь, захожу... Тишина. Свет нигде не горит. «Слава Богу, – думаю, – спит, наверное». И крадусь на кухню. Там у нас, в шкафу, на нижней полке, банки разные стоят – под приправы и прочую дрянь. Только из приправ у нас в доме давно уже ничего, кроме соли, не бывало, так что банки эти стоят пустые. Вот моя Лариска и додумалась в самую дальнюю банку деньги ныкать. Она, ясное дело, всегда от меня деньги прячет. И хитрые ж места находит, зараза! То в мешок с тряпьём запихнёт, который на антресолях валяется, то в щёлку за плинтусом, то за обои – где кусок от стены отошёл, под самым потолком, то в ящик с инструментами плотничьими, – короче говоря, нарочно выискивает такие места, куда я давно уже не заглядывал и не собирался. Думает, дурёха, что я не найду! И только ведь хуже делает... Вот, к примеру, засунула она как-то полтинничек за колонку, на кухне, – в щель, которая образовалась, когда от стены за колонкой кусок штукатурки отвалился. А полтинничек взял да и глубже нырнул, когда я его доставать полез. Застрял где-то между стеной и колонкой – не видать даже. Так мне, чтоб до него добраться, пришлось всю колонку разобрать. До сих пор разобранная в углу лежит, воды горячей два месяца нету, Лариска, дурёха, посуду в тазике моет...

Ну, так вот. Захожу я, значит, на кухню, лезу в шкаф – за банкой, в которую Лариска обычно деньги прячет. И вдруг слышу за своей спиной звуки какие-то странные, подозрительные. Как будто, вроде, собака рычит – негромко так, предупреждающе. А собаки-то у нас в доме нет никакой! Кошка была – да сбежала, после того как мы её дней десять не кормили. Нечем было...