Фрайдэй

Но меня это мало тревожило, потому что через несколько дней, когда мы окажемся поближе к штабу босса, я собиралась неформально уволиться из рядов Рэйдеров Рэчел — предпочтительно, до начала боевых действий. У меня было время составить свое мнение об этом войске, и я была почти уверена, что оно будет готово к боевым действиям не раньше, чем через шесть недель напряженных полевых тренировок под руководством жестоких и опытных сержантов-инструкторов. Слишком много было новобранцев и мало кадровых военных.

Все новобранцы должны были быть ветеранами… но я была уверена, что некоторые из них — просто сбежавшие из дому деревенские девчонки и что некоторым, может быть, лет пятнадцать. Крупные для своего возраста, возможно, а «когда они достаточно большие, они достаточно взрослые», как утверждает старая поговорка — но, чтобы получился солдат, одних только шестидесяти килограммов веса недостаточно.

Вести такие войска в бой было бы самоубийством. Но я об этом не волновалась. У меня был полный желудок бобов, и я сидела на кормовой палубе, опершись спиной на бухту каната, любовалась закатом и переваривала свой первый солдатский обед, удовлетворенно думая о том, что примерно сейчас «Поездка до Эм-Лу» пересекает или даже уже пересекла границу с Чикагской Империей.

Голос у меня за спиной сказал:

— Прячешься, солдат?

Я узнала голос и повернула голову. — Зачем, сержант, как вы можете такое говорить?

— Ладно. Я просто спросила себя: «Куда бы я пошла, если бы была миллионершей?» — и вот ты здесь. Но это неважно, Джонси. Ты уже нашла себе место для сна?

Я этого еще не сделала, потому что было много вариантов, и все плохие. Большая часть солдат была размещена в каютах, по четыре человека в каждую двухместную каюту, по трое в одноместную. Но наш взвод и еще один должны были спать в столовой. Я не видела никаких преимуществ в размещении на столе капитана, поэтому в свалку не полезла.

Сержант Гамм кивнула, услышав мой ответ. — Хорошо. Когда получишь свое одеяло, не оставляй его, чтобы занять место; его кто-нибудь украдет. На корме по левому борту, рядом с кладовой, есть каюта официанта — это моя каюта. Она одиночная, но там широкая койка. Брось свое одеяло там. Тебе там будет намного удобнее, чем на палубе.

— О, как я вам благодарна, сержант!

(Как мне от этого отвертеться? Или придется смириться с неизбежным?)

— Зови меня «Сардж». А когда мы наедине, меня зовут Мэри. Как, ты сказала, твое имя?

— Фрайдэй.

— Фрайдэй. Это даже симпатично, если подумать. Ладно, Фрайдэй, жду тебя после отбоя. — Мы смотрели, как последний розовый лучик солнца исчезает за за горизонтом у нас за кормой, «Поездка» в это время повернула на восток по одной из бесконечных извилин реки. — Выглядит так, будто сейчас зашипит, и оттуда пойдет пар.

— Сардж, у тебя душа поэта.

— Я часто думала, что у меня это получится. В смысле, писать стихи. Ты уже слышала? О затемнении?

— Снаружи свет не зажигать, не курить. Включать свет внутри только с закрытыми окнами. Нарушители будут расстреляны на рассвете. Меня это не особенно волнует; я не курю.

— Поправка. Нарушители не будут расстреляны; они только будут молиться Богу, чтобы их расстреляли. Ты совсем не куришь, дорогая? Даже не затянешься за компанию?

(Фрайдэй, сдавайся!)

— Но это не по-настоящему; это только за компанию.

— Я тоже так считаю. С головой, полной дури, я не хожу. Но выкурить с подругой по случаю сигаретку, когда этого захочется, мне нравится. И ты мне тоже нравишься. — Она опустилась рядом со мной на палубу, обняла меня.

— Сардж! То есть, Мэри. Не надо, пожалуйста. Еще не стемнело. Нас могут увидеть.

— Кого это интересует?

— Меня. Мне неловко. Пропадает настроение.

— Здесь это у тебя пройдет. Ты девственница, дорогая? Я имею в виду, с женщинами?

— Э… пожалуйста, не надо меня расспрашивать, Мэри. И отпусти меня. Прости, но я действительно нервничаю. Здесь. Ведь кто угодно может заглянуть сюда.

Она прижала меня к себе, потом поднялась. — Твоя стеснительность мне даже симпатична. Ладно, у меня есть немного мягкой «Омаха блэк», которую я хранила для особого…

По небу разлился яркий свет; вместе с ним раздался страшный грохот, и там, где была «Миртл», небо оказалось заполненным обломками.

— Господи Боже!

— Мэри, ты умеешь плавать?

— А? Нет.

— Прыгай за мной, и я буду держать тебя на воде. — Я прыгнула через левый борт как можно дальше, сделала десяток сильных гребков, чтобы отплыть подальше, перевернулась на спину. Голова Мэри Гамм четко вырисовывалась на фоне неба.

Это был последний раз, когда я ее видела, потому что в этот момент «Поездка до Эм-Лу» взлетела на воздух.

На этом участке Миссисипи обрывистый восточный берег. Западная граница реки — просто холмы, обозначенные не так четко, в десяти или пятнадцати километрах. Между этими двумя границами точное положение реки зависит от личного мнения — часто от личного мнения правительственного чиновника, потому что река меняет русло и нарушает имущественные права.