Самый мощный вид манны во вселенной пропитал пол и стены, всю комнату, настенные символы и дыры в потолке превратились в печи, испускающие раскаленный, дымчатый материал, некий пепел. Капище и дыры были устроены так, что каждый элемент служит системой охлаждения, а тот светлый вихрь, что истощал Орталеона теперь спасал его, отделив от происходящего буйства чистой энергии, но эта грань по-прежнему питалась за его счёт. Оранжевый пузырь, выросший из модели планеты напротив Орталеона какое-то время разрастался очень медленно, но когда пошёл процесс нагнетания капища, плазменный фунфырь резко ускорился в заполнение святилища. Ирманту было тяжело, он обильно потел и быстро уставал, теряя поток и с ним физическую выносливость от избыточной и резкой растраты. Апельсиновая манна быстро выдавливала чистый поток Дроды и все выбросы собою, по итогу она заполнила помещение, прикрыв все поверхности защитным слоем, и не считая наличия яркой плёнки, все прочие проявления энергий угомонились, вспышки вжались в стены. Достигающий Земли луч составлял не более десяти процентов от того объёма, что получала наша планета с Дроды. Остальная же масса оседала на Нуне чертовски красивым, разноцветным светящимся коктейлем, отдаваясь в зеркальном переливании и отражении на земле, насыщенными цветными облаками, волнами покрывающими небосвод и усиливающиеся в каждой последующей вспышке. Это было самое масштабное полярное сияние в истории человечества, одновременно на обоих полушариях, вышедшее далеко за пределы привычного северного ареала наблюдений. Поступающая к нам со спутника атма концентрировалась в атмосфере, а только потом поступала в святыню Бореи.
Далеко в космосе, в сегменте Дармия, Вайтмары Ассов подходили к одному из богатейших, домашних регионов Аримийской цивилизации, а командовал ими Протектор, Апафиус. Он беспокойно сидел у мониторов с горечью и сожалением, наблюдая, как расходуется атма Дроды, ценнейший ресурс, ради которого пришельцы затевали или попадали в войны. Апафиус жаден до духа планеты, всегда хотел больше, и считал, что нужно постоянно присоединять новые миры. От вида растраты накопленной за годы энергии, у него кровь в жилах стыла, но Протектор ведомый личным корыстным умыслом, только что сам попросил у высшей инстанции их планеты одобрения на включение Ахарата и чуть-ли не выбил их согласия, требуя, хоть от этого ему было лишь тошнотворнее. Ему стало жаль, даже очень, но Апафиус и второй раз поступил бы точно так же, дай ему такой выбор повторно.
Энергетический пузырь вдавил атму Дроды не в камень, а через него, в жилы скрытые в стенах храма. Оранжевый поток нормализовал поведение чистой манны с помощью золотой сетки, пронизывающей каменные монолиты, процесс шёл своим чередом. Ирмант проскочил самый сложный этап, стабилизировал перегонку, перевел течение духа в специальные трубки, уходящие в самый низ пирамиды, к земле, связывающие постройку с недрами всей планеты и горным разломом тектонических плит в единую планетарную систему. Яркий мыльный лимб самостоятельно ликвидировался, как только закончил с подавлением внутреннего урагана. Яркая энергия впиталась или разошлась по всему помещению, исчезла, не оставив следов, лимб словно лопнул. На текущей стадии Асмодея, контролирующего процесс, прямо в конце всей цепи затрясло, он испытывал очень сильную боль по всему телу и уже порядком истощился, но главной задачи - набрать нужное количество энергии и лишь потом прервать связь, используя Лейлу, как очень большой предохранитель межпланетного масштаба, ещё не достиг. Пусть внешне атма себя почти не проявляла, она наполняла каждый сантиметр сооружения, а вихрь вокруг Ирманта, удерживающий его парящим над покрытием и отделенным от всего остального, никуда не делся, хоть и стал невидимым. Орталеон продолжал быстро терять внутренние запасы и пропускать через себя сторонний заряд, всё дело в отсутствие помощников, управлять одному оказалось крайне тяжело. Асмодей держался очень самоуверенно и даже тогда улыбался, в душе оставаясь лёгким. Он всегда чистил голову перед выполнением сложных задач, как и сейчас.
Отрёкшись от боли и страданий за судьбу своего клана, Ирмант настроился на цель и не мог отступиться от неё, пока не достигнет или не умрёт. Орталеон в себе нисколько не сомневался, запустить или контролировать процесс переброски атмы в одиночку до него не пробовали, но как оказалось, это вполне возможно. Боль, уже несколько минут пронзающая тело, Ирманта совсем не беспокоила, он воспринимал её как должное и не думал останавливаться, просто отстранившись от её восприятия. Перегрузка, которой подвергалась его тело, была запредельна, но к его счастью совпала с максимальным запасом прочности тёмного, физиология выдержала, однако фортуна переменчива, и скоро всё пошло крахом.